После ужина, состоявшего из «холодной дичи, табака да в маринаде чеснока»,
{10} Холмс уселся за свой стол, положив по одну сторону от себя чистую бумагу и листы с перехваченными шифрограммами, а по другую — труд сэра Артура Эванса. Новый наконечник, надетый на перо, и подушка, прислоненная к спинке деревянного стула, свидетельствовали о том, что мой друг намерен основательно поработать, а значит, разговорам пришел конец. Чтобы скоротать остаток вечера, я взял с полки роман Вальтера Скотта и удалился в свою комнату.
Не знаю, во сколько Холмс заснул и ложился ли он вообще, но наутро я застал его за столом. Гостиная утопала в табачном дыму, как лондонские улицы в тумане. Однако вместо усталости на лице своего друга я увидел охотничий азарт.
— Мы поймали их за хвост, Ватсон! — торжествующе объявил он. — За несколько часов я изрядно освоил минойскую арифметику по рисункам Артура Эванса. Вертикальная палочка — это единица, короткое тире — два, кружок — сотня, кружок с точкой — тысяча, кружок с горизонтальной чертой — десять тысяч. В линейном письме Б восемьдесят семь расшифрованных обозначений слогов, но наш дорогой доктор Гросс использует девяносто две пары цифр. Из них пять, вне всякого сомнения, служат для передачи чисел.
На протяжении последующих двух суток Холмс, засиживаясь в гостиной до поздней ночи, работал над сообщениями, которые еще недавно казались совершенно бессмысленными. Увы, бо́льшая их часть не поддавалась расшифровке. Досадуя на тщетность своих усилий, мой друг то и дело нарушал тишину возгласами огорчения и недовольства собой. Время от времени пары цифр в шифрограммах повторялись, но что они означают, было по-прежнему неясно.
Наконец на второй день почти непрерывных бдений Холмс ударил кулаком по столу и издал громкий возглас: «Эврика! Кажется, получилось!» Он не мог пока восстановить слоги, на которых строился код. Но накануне ему удалось выявить пять пар цифр, соответствующих микенским обозначениям чисел, и этого было достаточно. Просмотрев один из документов, он раскодировал несколько цифровых цепочек: 685, 3335, 5660, 120… Хотя прочих слов Холмс не разобрал, эти числа задели какую-то струну в феноменальной памяти великого детектива. Оказалось, он видел их прежде в одном из адмиралтейских планов.
Отперев ящик стола, сыщик достал толстую папку с бумагами, вверенными ему сэром Джоном Фишером. Мой друг попросил у адмирала копии тех документов, которые могли привлечь шпиона в первую очередь. На их изучение было потрачено более суток, и вот теперь в глубине стога сена блеснула иголка.
Мы работали вместе: Холмс зачитывал цифры из бумаг военно-морского ведомства, а я молча сличал их со списком чисел из немецкой шифрограммы, которые он раскодировал в последние несколько дней. За два с лишком часа работы я не нашел ни одного совпадения. Уже бросив считать наши промахи, мы откладывали один просмотренный документ и брались за новый. Притом что слоговые обозначения, лежащие в основе немецкого шифра, были нам недоступны, оставалось надеяться лишь на древнюю систему счета, разгаданную сыщиком в результате длительного труда.
В техническом описании, за которое мы взялись, фигурировало около пятидесяти чисел. Я слушал их, затаив дыхание. Чтобы убедиться в отсутствии ошибки, я попросил Холмса зачитать цифры второй раз и снова стал водить по списку карандашом, сжимая его в дрожащих пальцах. Нет, все было верно. Нам улыбнулась удача — значения совпали от первого до последнего. Вскоре стало ясно: шифрограмма целиком представляет собой закодированную копию той адмиралтейской бумаги, что мой друг сейчас держал в руках. Зная числа, мы теперь могли расшифровать названия предметов, к коим они относились. Завладев ключом к ребусу доктора Гросса, Холмс мигом стряхнул с себя накопившуюся усталость.
— Шестьсот восемьдесят пять! — бодро выкрикивал он, стоя спиной к камину. — Три тысячи триста тридцать пять! Пять тысяч шестьсот шестьдесят! Сто двадцать!
Я смотрел на него и понимал: мой друг, непобедимый Шерлок Холмс, в который раз сотворил невозможное. Ему по плечу оказалось то, с чем не справился бы никто другой. Дочитав список, он сел и вздохнул так, словно еще не до конца поверил в собственный успех.
— Числа, Ватсон! Одни и те же и располагаются в одинаковой последовательности! Наши шансы на то, что это не простое совпадение, — тысяча против одного.
— А что представляет собой адмиралтейский документ, из которого вы зачитывали цифры?
— Расчеты конструкции нашего новейшего и самого мощного боевого крейсера «Слава». Я знал, что такие сведения обязательно их заинтересуют! — Несколько секунд Холмс молчал, затем снова заговорил: — Посмотрите на эту декларацию. Здесь приведены весовые значения при полной загрузке судна, и числа в правом столбце аналогичны шифрограмме. Все пятьдесят! Скорее всего, это один и тот же документ. Превосходно. Тогда слова, которые Хеншель передал в виде пар цифр, должны соответствовать названиям объектов из левого столбца. Взгляните-ка, вот первое: 46-24-47. Если, конечно, я не заблуждаюсь, это слово «команда» из раздела нагрузки корабля «Команда, снабжение и провизия». Понимаете? — Мой друг не стал дожидаться, когда я усвою информацию. Он был настолько увлечен, что его было не остановить. — Или вот. Напротив «3335 тонн» в адмиралтейской декларации читаем: «боеприпасы». Хеншель закодировал это как 25-80-13-35-59. Мы знаем, что в Музее Ашмола умеют передавать звуки с помощью пиктограмм линейного письма Б. Сходным образом шпионы записали цифрами слоги: бо-е-при-па-сы. Итого у нас на пять нерасшифрованных обозначений меньше! Идем далее. Цифровые символы, назовем их так, стоящие перед 5660, должны соответствовать слову «машины», а те, что перед 120, — понятию «инженерное имущество».
Не обратив ни малейшего внимания на поднос, принесенный миссис Хадсон, Холмс просидел за работой весь вечер. Ему удалось расшифровать то, что в секретных бумагах Адмиралтейства по сей день называется кодом линейного письма Б. Доктор Гросс не переводил сообщения на немецкий, а брал тот текст, который получал. Судостроительная терминология наверняка вызвала бы затруднения у пожилого знатока древних языков. Имея ранее расшифрованные обозначения масс, Холмс одно за другим восстанавливал названия соответствующих разделов нагрузки крейсера «Слава» и постепенно собрал воедино всю немецко-минойскую систему кодирования. В том, что 46-24-47 значит «команда», а 24-15-53 — «машины», он окончательно убедился благодаря повторению числа «24», в обоих случаях заменявшего слог «ма». Открытие подтвердилось в прочих терминах закодированной грузовой декларации, а позднее и в других шифрограммах. Шпионы неизменно пользовались одной и той же системой, поскольку не сомневались в ее абсолютной надежности. К утру в дополнение к уже имевшимся пяти цифровым символам было расшифровано семьдесят из восьмидесяти семи слоговых обозначений. Неизвестно, точно ли ученейший доктор Гросс копировал язык древнего царя Миноса или же позволял себе вариации, сообразуясь с нуждами своего начальства. Так или иначе, Холмс победил его, как Тесей Минотавра.
В доказательство этому следующее сообщение, переданное из Адмиралтейства, содержало уже знакомые нам пары цифр: 57-09-83-62-15 || 19-80-05. Сверив их с карандашной запиской, сделанной в музее, я вспомнил шифрограмму, которую доктор Гросс спрятал в подставке для складных стульев. На сей раз в послании говорилось не о вооружении кораблей, а о том, сколько времени потребуется, чтобы стянуть флотский резерв класса А в Чатем и другие порты устья Темзы в случае всеобщей мобилизации — то есть в преддверии войны.
