Оба восседали в креслах перед огромной почти порожней бутылкой коньяка. Закусывали лимончиком и сигарами, потому заметили княгиню не сразу. Еще бы, столько выпить на пустой желудок!
– А вот и Сашулька! – Дмитрий Данилович попробовал встать, но Ньютоново притяжение не позволило.
Лешич оказался трезвее, даже ручку поцеловал.
– Ботанику дети знают! – доложил Диди. – Гораздо лучше меня! И тригонометрию лучше! Только вот зачем? Лешич, скажи честно! Тебе косинусы в жизни пригодились?
Прыжов глупо улыбнулся:
– Только синусы! Они каким-то образом в наш нос заползли. Там теперь и живут!
– Правда? – испугался князь.
У Сашеньки округлились глаза. Муж не был пуританином, но никогда до сего дня до положения риз не напивался. Так, иногда с друзьями по рюмочке-другой по большим праздникам…
– Диди! Ты с ума сошел?
– Нет! Я в полицию ходил…
– И я! – сообщил Лешич.
– А ты зачем?
– Из дружеского расположения. Диди не знал, к кому обратиться.
– Нет, знал! – с пьяной горячностью возразил Диди. – Теоретически!
– В теории мы все Сократы…
– Да? Ты так считаешь? Проверим! Сколько в Петербурге частей?
– Тринадцать! – сосчитал в уме Прыжов.
– Ответ неверный. Это раньше Петербург совершенно безответственно делился на тринадцать частей. Почему, спросишь, безответственно? Потому что тринадцать – это чертова дюжина! И преступники чувствовали себя в нашей столице, как рыба в воде. Но недавно мудрые государственные мужи ошибку исправили! Теперь Питер состоит из двенадцати частей!
[39]
Чувствуешь разницу? Дюжина ведь апостольское число! И криминальный мир сразу затрепетал! Для большего его устрашения неблагозвучные названия, типа Вторая Адмиралтейская часть, Третья, Четвертая, были заменены на ласкающие слух: Казанская, Спасская, Коломенская…
Князь говорил с хмельной обстоятельностью, запинаясь через слово. Сашеньке же, оправившейся от потрясений и удивлений, очень хотелось есть.
– Диди, умоляю, покороче!
– Покороче никак. Это все равно что в задачнике сразу ответ посмотреть. А ведь ответ – не главное. Главное – цепочка рассуждений. Так вот! Двенадцать частей поделены на тридцать восемь участков, которые в свою очередь состоят из девяноста трех околотков. Каждым заправляют два околоточных. Почему два? Молчите! А ведь не хотели слушать… Один, имея в своем распоряжении городовых, следит за порядком и благочинием, второй же должен ежедневно обходить дома и гостиницы, контролируя соблюдение паспортного режима, выявляя притоны и подозрительных лиц.
– Браво, господин профессор! – зааплодировал Лешич. – А можно вопрос?
– Нужно!
– Раз такой вы умный, зачем продефилировали в адресный стол?
Князь смутился:
– А потому что дворник сказал, что Маруся съехала. И никто не знает куда. Вот я и подумал…
– Тебе крупно повезло, что на Большой Садовой
[40]
ты встретил меня!
– Это подарок судьбы, – согласился Диди. – Представляешь, Сашуль, Лешич всех этих околоточных в лицо знает.
– Не всех! Только лучших. Как тебе Климент?
– Грандиозно! Давай за него выпьем!
– По-моему, вам достаточно! – еле сдерживая ярость, заметила Сашенька.
– Не беспокойся, любимая. Такой сегодня коньяк! Пьешь и не пьянеешь, – заверил супругу князь. – На, попробуй.
Диди сунул жене под нос стакан с плескавшейся на дне янтарной жидкостью. От запаха голодную Сашеньку едва не вывернуло.
– Согласен, – отвел руку Диди. – Амбре еще то! Но вот когда глоточек заструится у тебя по пищеводу, ты сразу почувствуешь, что это совсем не спирт, разведенный, по нашему обыкновению, водой. Словно можжевеловый дым пьешь, а фруктами закусываешь! Давай, Лешич!
– За Климента!
– Диди! Все это очень интересно…
Однако княгиню перебили:
– Папа, папа, смотри…
В кабинет без стука ворвался мокрый, но счастливый Володя и протянул отцу рыжего котенка.
– Ножки, как у рояля! – оглядев рыжего, заметил князь. – Короткие и толстые!
– У вас что? Мохнатый рояль? – удивился Лешич и спросил у мальчика: – Как звать?
– Мурзиком! – уверенно ответил Володя.
– Мурзиком нельзя! Человеческими именами тварей называть не полагается! – решительно заявил Диди.
Дмитрия Даниловича в гимназии за татарский разрез глаз величали Мурзой.
– Но почему? – заныл Володя.
– Сыночка! Не реви! Назови его Марсиком! – предложила нечто похожее Сашенька.
– Марсик тоже человечье! – не согласился Володя. – Даже не человечье – Божье! Марс – бог войны!
Безымянному котенку сигарный дым не понравился. Сначала он зачихал, а потом и вовсе спрыгнул с колен Дмитрия Даниловича на ворсистый персидский ковер. И моментально напрудил там лужицу. Сашенька встала с гнутого букового стула, схватила негодника и потыкала мордочкой в безобразие.
– Вот тебе, вот тебе, обормот. На улицу ходи!
– Обормот! Отличное имя, – обрадовался Дмитрий Данилович и пропел: – Кот Обормот!
Выпущенный из рук котенок побежал из кабинета вон. Провожая его взглядом, Сашенька заметила в дверях гувернантку. Та зашла сюда вслед за подопечным. После дождя девушка напоминала распустившийся поутру бутон розы – мелкие капли сверкали на ее румяных щечках.
– Наталья Ивановна, – сказала Александра Ильинична строго. – Вы бросили ребенка у Михайловского моста! Он мог в воду упасть! Его собака чуть не покусала!
– Я… Я…. – Цветочек под строгим взглядом хозяйки тут же пожух.
– Вы уволены!
Девушка затряслась, а затем рухнула в обморок. Лешич бодро, несмотря на количество выпитого, вскочил с кресла. Подбежав, поднял руку, пощупал пульс:
– Мы тут накурили, обморок от недостатка кислорода…
– Чушь! Лично мне кислорода достаточно, – безапелляционно заявила Сашенька.
– Камфора у вас есть?
– У Клашки спроси, – безразличным тоном посоветовала княгиня и повернулась к мужу: – Так вы нашли Марусю?
– Увы! – развел руками Дмитрий Данилович.
– А про Пашку Фо выяснили? На какой руке не было большого пальца?
Лешич, кряхтя, поднял Наталью Ивановну на руки и двинулся с ней по коридору.
