– Все в порядке, Азадэ, это были просто хулиганы.
– Да, – ответила она дрожащим голосом. – Их следует высечь.
Пока они ехали по городу, Эрикки внимательно разглядывал толпы перед мечетями, на улицах, в машинах и автобусах, пытаясь сообразить, в чем же могла быть причина столь неожиданной враждебности. Что-то было не так, как всегда, подумал он. Что же именно? И тут его желудок сжался в тугой комок.
– Я не видел ни одного солдата, ни одного армейского грузовика с тех пор, как мы выехали из Тебриза. Ни одного. А ты?
– Н-нет… теперь, когда ты о них заговорил, пожалуй, и не видела.
– Что-то случилось. Что-то серьезное.
– Война? Советы перешли границу? – Кровь отхлынула от ее лица.
– Сомневаюсь… мы бы увидели войска, двигающиеся на север, или самолеты. – Он взглянул на нее. – Ладно, ерунда, – сказал он, больше пытаясь убедить себя, чем ее, – в Тегеране мы чудесно проведем время, там Шахразада и много твоих подруг. Тебе самое время сменить обстановку. Может, я возьму отпуск, который так и не отгулял… съездим в Финляндию на недельку-другую…
Они миновали центральную часть города и теперь ехали по пригороду. Пригород выглядел обветшалым, те же стены и дома, те же выбоины на дороге. Здесь шоссе на Тегеран расширялось до четырех полос, по две в каждую сторону, и хотя машин все равно было много и движение оставалось медленным, километров двадцать пять в час, не больше, его это не тревожило. Чуть дальше впереди на юго-запад ответвлялась дорога на Керманшах, и он знал, что это сильно разгрузит основное шоссе. Его глаза автоматически скользнули по стрелкам приборов, словно он был в кабине вертолета, и, уже не в первый раз с утра он пожалел, что они не в воздухе, недосягаемо высоко над всем этим безумием. Стрелка показывала, что топлива в баке чуть меньше четверти. Скоро нужно будет дозаправиться, но с этим проблем не возникнет, в машине полно запасных канистр с топливом.
Они притормозили, чтобы осторожно обогнуть очередной грузовик, который с наплевательским высокомерием остановился рядом с какими-то лавками у обочины, наполняя воздух тяжелым запахом отработанной солярки. Потом опять откуда-то прилетела пригоршня мусора и размазалась по ветровому стеклу.
– Наверное, стоит повернуть назад, Эрикки, и вернуться в Тебриз. Может, получится как-нибудь объехать Казвин.
– Нет, – ответил он, чувствуя, что ему становится жутко от страха, который слышался в ее голосе. Обычно Азадэ страха не ведала. – Нет, – повторил он еще мягче. – Мы поедем в Тегеран и выясним там, в чем проблема, потом будем решать.
Она подвинулась ближе к нему и положила руку ему на колено.
– Эти хулиганы напугали меня. Да проклянет их Аллах, – пробормотала она; пальцы другой руки нервно поигрывали бусами из бирюзы у нее на шее. Большинство иранских женщин носили бусы из бирюзы, или из бусин голубого цвета, или подвеску с одним синим камнем – от дурного глаза. – Сыновья собаки! Почему они так вели себя? Дьяволы. Да проклянет их Бог на веки вечные! – Сразу за чертой города располагался большой армейский учебный центр и примыкающая к нему авиабаза. – Почему здесь нет солдат?
– Мне бы тоже хотелось это знать, – ответил он.
Справа впереди показался поворот на Керманшах. Большая часть потока сворачивала в ту сторону. По бокам обеих дорог тянулись заборы из колючей проволоки, как и вдоль большинства основных дорог и магистралей Ирана. Эти заграждения были нужны, чтобы не пускать на дорогу овец, коз, коров, собак – и людей. Аварии случались часто, и смертность была очень высокой.
Но для Ирана это дело обычное, подумал Эрикки. Как те несчастные идиоты в горах, свалившиеся с обрыва, – никто и не узнает, никто не станет докладывать властям, никто даже не придет их похоронить. Кроме стервятников, диких зверей и стай запаршивевших собак.
Когда все это осталось за спиной, они почувствовали себя лучше. Местность снова стала открытой, за джубом и колючей проволокой опять появились сады. На севере поднимались горы Эльбурс, к югу лежали холмистые равнины. Однако вместо того чтобы набрать скорость, движение на обеих полосах замедлилось, стало плотнее, потом, против воли, слилось в одну полосу, добавляя толчеи, гудков и злобы.
Эрикки устало выругался, проклиная неизбежные дорожные работы, которые наверняка и вызвали этот затор, и переключился на пониженную передачу; его руки и ноги плавно двигались сами по себе, едва замечая эту бесконечную чехарду: встал, тронулся, встал, тронулся, продвигаясь вперед на какие-то сантиметры – моторы натужно ревели, перегреваясь, в каждой машине возникали и накапливались шум и раздражение. Азадэ вдруг показала рукой вперед.
– Смотри!
Метрах в ста перед ними показалась дорожная застава. Ее окружали группы мужчин. Некоторые были вооружены, все гражданские и бедно одетые. Блокпост был устроен в самом начале неприметной деревеньки с уличными лавками вдоль дороги и лугом напротив. Жители деревни, женщины и дети, стояли радом с заставой, перемешавшись с мужчинами. Все женщины были в серых или черных чадрах. Мужчины останавливали все машины подряд, проверяли документы, потом пропускали. Несколько автомобилей откатили с дороги на луг, и каждую обступило по нескольку человек, допрашивая тех, кто находился внутри. Эрикки отметил, что среди этих мужчин вооруженных людей было больше.
– Это не «зеленые повязки», – сказал он.
– Не видно ни одного муллы. Ты видишь хотя бы одного?
– Нет.
– Значит, это Туде или моджахедин. Или федаин.
– Приготовь-ка свое удостоверение, – сказал он и улыбнулся ей. – Надень свою парку, чтобы не простудиться, когда я опущу окно, и шапочку. – Но не холод его тревожил. Его тревожили выпуклость ее груди, гордо поднимавшаяся под свитером, ее тонкая талия, рассыпавшиеся по плечам волосы.
В бардачке у него лежала небольшая финка в чехле. Ее он спрятал за голенищем правого ботинка. Другой нож, большой пукко, был под курткой посередине спины.
Когда наконец до них дошла очередь, «рейнжровер» окружили угрюмые бородатые люди. У нескольких из них были американские автоматические винтовки, у одного – АК-47. Вместе с ними к машине подошли женщины в чадрах. Они пристально разглядывали Азадэ, в черных бусинах глаз читалось хмурое неодобрение.
– Документы, – сказал один из мужчин на фарси, протягивая руку. У него дурно пахло изо рта, машину начал наполнять всепроникающий запах нестиранной одежды и немытых тел. Азадэ смотрела прямо перед собой, стараясь не замечать похотливых взглядов, бормотаний и близости посторонних мужчин – она еще никогда не оказывалась в подобной ситуации.
Эрикки вежливо протянул иранцу свое удостоверение и удостоверение Азадэ. Тот взял бумаги, посмотрел на них и передал юноше, который умел читать. Остальные молча ждали, тяжело глядя на них, притопывая ногами от холода. Наконец юноша заговорил на грубом фарси:
– Он иноземец, из какой-то страны под названием Финляндия. Он из Тебриза. Он не американец.
