Дверь открылась, и вошла Айша. Ее лицо покрывали горестные складки, глаза были наполнены страхом, черная чадра заставляла ее выглядеть еще более худой и изможденной.
– Привет, Айша, дорогая, что случилось?
– Не знаю. Весь мир – чужой, и у меня нет… во мне нет центра.
– Прими ванну, – пригласила Азадэ, жалея ее; она выглядела такой худой, постаревшей, хрупкой и беззащитной. Трудно поверить, что она вдова моего отца, что у нее сын и дочь и ей всего семнадцать. – Заходи, тут так хорошо.
– Нет-нет, спасибо, я… я просто хотела поговорить с тобой. – Айша посмотрела на Мину, потом опустила глаза и стала ждать. Два дня назад я просто послала бы за Азадэ, которая явилась бы без промедления, и поклонилась бы мне, и опустилась на колени, и ждала приказаний, как я теперь стою на коленях просительницей. На все воля Аллаха, подумала она; если бы не ужас за будущее моих детей, я бы кричала от радости: не будет больше мерзкой вони и храпа, при котором невозможно спать, не будет раздавливающей тяжести, стонов, ярости, укусов и отчаянных попыток достичь того, что удавалось ему так редко. «Это все твоя вина, твоя вина, твоя…» Как это могла быть моя вина? Сколько раз я умоляла его показать мне, что мне сделать, чтобы помочь, и старалась, и старалась, и старалась без конца, и все равно это случалось так редко, а потом тяжесть тут же пропадала и начинался храп, а я оставалась лежать с открытыми глазами в поту и вони. О, сколько раз мне хотелось умереть.
– Мина, оставь нас наедине, пока я тебя не позову, – сказала Азадэ. Мина подчинилась мгновенно. – Что случилось, Айша, дорогая?
Девушка дрожала.
– Мне страшно. Я боюсь за своего сына, и я пришла умолять тебя защитить его.
– Тебе нечего опасаться Хакима и меня, нечего, – мягко сказала ей Азадэ. – Мы поклялись Аллахом, что будем лелеять тебя, твоего сына и дочь, ты слышала нас, мы дали клятву перед… твоим мужем, нашим отцом, а потом – еще раз, после его смерти. Тебе нечего бояться. Совсем нечего.
– Мне есть чего бояться, – запинаясь, пробормотала девушка, – я больше не живу в безопасности, как и мой сын. Пожалуйста, Азадэ, не мог бы… не мог бы Хаким-хан… я подпишу любую бумагу, отказываясь от своих прав в его пользу, любую бумагу, я лишь хочу жить в мире и покое и чтобы он вырос и жил в мире и покое.
– Твоя жизнь с нами, Айша. Скоро ты увидишь, как счастливы мы будем все вместе, – сказала Азадэ. Девушка права, что боится, думала она. Хаким никогда не отдаст титул хана в другую семью, если у него будут свои сыновья. Он теперь должен жениться, я должна помочь ему найти прекрасную жену. – Не волнуйся, Айша.
– Волноваться? Тебе теперь ничего не грозит, Азадэ, тебе, которая всего несколько дней назад жила в постоянном ужасе. Теперь опасность грозит мне, и я живу в ужасе.
Азадэ ничего не могла для нее сделать. Жизнь Айши была предрешена. Она была вдовой хана. Она останется жить во дворце под присмотром и охраной, стараясь устроить свою жизнь как можно лучше. Хаким не осмелится позволить ей второй раз выйти замуж, никак не сможет позволить ей отказаться от прав своего сына, данных ему при всех волей ее умирающего мужа. – Не волнуйся, – повторила она.
– Вот. – Айша достала из-под чадры толстый конверт желтой почтовой бумаги. – Это твое.
– Что это? – Азадэ не хотела трогать бумагу мокрыми руками.
Девушка открыла конверт и показала ей его содержимое. Глаза Азадэ широко раскрылись. Ее паспорт, удостоверение и другие документы, и документы Эрикки тоже – все, что у них украл тогда этот моджахед на дорожной заставе. Это действительно был редкий пешкеш. – Где ты это взяла?
Айша была уверена, что их никто не подслушивает, но все равно понизила голос:
– Этот мулла из левых, тот самый, который был в деревне, он принес их его высочеству хану, Абдолле-хану, две недели назад, когда вы были в Тегеране… тот же самый мулла, который был в деревне.
Азадэ смотрела на нее, не веря своим глазам.
– Как они оказались у него?
Девушка нервно пожала плечами.
– Мулла знал все про заставу на дороге и про то, что там произошло. Он явился сюда, чтобы попробовать арестовать… вашего мужа. Его высочество… – Она нерешительно замолчала, потом заговорила дальше прерывистым шепотом. – Его высочество сказал ему «нет», только когда он даст на это свое разрешение, потом отослал его прочь, а бумаги оставил себе.
– У тебя есть другие бумаги, Айша? Частные бумаги?
– Твоих или твоего мужа нет. – Девушка снова задрожала. – Его высочество так ненавидел вас всех. Он хотел погубить твоего мужа, потом собирался отдать тебя этому советскому, а твоего брата должны были… оскопить. Я столько знаю всего, что могло бы помочь тебе и ему, и столько, чего я не понимаю. Ахмед… берегись его, Азадэ.
– Да, – медленно проговорила Азадэ. – Это отец послал муллу в деревню?
– Я не знаю. Думаю, что он. Я слышала, как он просил советского избавить его от Махмуда, ах да, так звали этого лжемуллу. Может быть, его высочество послал его туда, чтобы он подверг пытке тебя и диверсанта, а заодно и послал его навстречу своей смерти, но Аллах вмешался. Я слышала, как советский согласился послать людей убить этого Махмуда.
Азадэ спросила, как бы между делом:
– А как ты это услышала?
Айша нервным жестом поплотнее собрала вокруг себя чадру и опустилась на колени на краю бассейна.
– Дворец – это настоящие соты из отверстий для подслушивания и подглядывания, Азадэ. Он… его высочество никому не доверял, шпионил за всеми, даже за мной. Я думаю, нам нужно быть подругами, союзницами, тебе и мне, мы беззащитны, даже ты, может быть, ты еще больше, чем любая из нас, и если мы не будем помогать друг другу, мы все погибнем. Я могу помочь тебе, защитить тебя. – На лбу у нее выступили капельки пота. – Я только прошу тебя защитить моего сына, пожалуйста. Я могу защитить тебя.
– Конечно, мы должны стать подругами, – сказала Азадэ, не веря, что ей грозила какая-то опасность, но заинтригованная и желавшая узнать все тайны дворца. – Ты покажешь мне эти потайные места и поделишься всем, что знаешь?
– О да, да, обязательно. – Лицо девушки просветлело. – Я покажу тебе все, и два года пролетят быстро. О да, мы будем настоящими подругами.
– Какие два года?
– Два года, пока твоего мужа здесь не будет, Азадэ.
Азадэ резко села в воде, внезапно встревоженная.
– Он разве уезжает?
Айша недоуменно уставилась на нее.
– Конечно. Что еще ему остается делать?
Европейская комната. Хашеми протягивал Роберту Армстронгу нацарапанное от руки послание от Мзитрюка, которое Хаким только что передал ему. Армстронг взглянул на бумагу.
– Извини, Хашеми, я не читаю по-турецки.
– А, я забыл. – Хашеми перевел записку на английский. Оба иранца видели, что Армстронг разочарован. – В следующий раз, Роберт, мы его возьмем. Иншаллах.
