Второй парень, сидевший от меня сбоку, тоже не понимая, что происходит, привстал с сиденья, но тут же встретился взглядом с Айын. Мне снова показалось, что в полумраке салона ее глаза мерцают.
— И вы тоже хотите спать! Вы засыпаете! Вы проснетесь через час! — не отрывая взгляда от его лица, чеканя слова, медленно произнесла она.
Парень, как мешок с сеном, рухнул обратно на сиденье и остался сидеть, безвольно свесив голову и руки. Я повернул голову в его сторону. Он размеренно сопел, глаза его были закрыты.
Айын повернулась к Шацкому, который сидел, не шевелясь, как истукан, и смотрел прямо перед собой.
— Сейчас мы выйдем, — сказала она так же медленно, — а вы сядете обратно и будете крепко, крепко спать. Через час вы проснетесь и поедете к себе. Вы все про нас и про Виталия забудете. Никакой тетради нет! Вы поняли, Павел Борисович?
— Я понял. Никакой тетради нет, — приглушенно и как-то механически, как робот, повторил Шацкий с тем же оцепенелым выражением лица.
— Все! Выходите! — скомандовала Айын, поворачивая ключ зажигания. Мотор заглох.
Шацкий открыл дверь и стал вылезать из машины. Его движения были заторможенными, как у лунатика. Айын сделала мне головой знак: выходи!
— Айын, погоди! — сказал я, все еще не веря в чудо, которое случилось на моих глазах. — У него в папке кое-что должно быть, надо забрать! Это Виталий написал!
— Давай быстрей! — поторопила она.
Я непослушными от волнения пальцами расстегнул папку Шацкого. Перелистнул ее содержимое. Так и есть! Письмо и схема были здесь. Я торопливо сложил их и сунул в карман, схватил сумку и выбрался из салона. Айын была уже снаружи. Следователь продолжал неподвижно стоять возле машины. Проходя мимо, я поглядел на него. Его лицо ничего не выражало, глаза были остекленевшими. Я не удержался от соблазна и легонько потрепал его по гладко выбритой щеке.
— Прощайте, Павел Борисович! Ничего личного! — сказал я весело. Шацкий никак не отреагировал.
Айын подошла к нему и сказала:
— Садитесь обратно!
Шацкий все так же замедленно сел в салон и захлопнул дверцу. Сквозь стекло я видел, что он остался сидеть в прежней застывшей позе.
— Пошли скорей! — сказала Айын, взяв меня за руку и сдвигая с места. Я до сих пор был под впечатлением от увиденного.
Мы быстро зашагали прочь от машины.
— Да, здорово ты с ними! — воскликнул я с восхищением. — Это что, гипноз был? Тебя где-то учили этому?
— Что-то вроде, — уклончиво ответила Айын. — Конечно, этому надо долго учиться. Но надо еще и от природы иметь нечто.
— И часто ты так… делаешь? — Я даже немного опасливо покосился на эту молодую красивую женщину.
— Только в крайних случаях. Он же сказал, что вынужден применять крайние меры. Вот и мне пришлось пойти на такие же. А вообще им полезно поспать лишний часок. Работа ведь у них напряженная, — с этими словами она рассмеялась.
Я тоже засмеялся. Нервное напряжение стало быстро спадать. На душе у меня становилось светлее. Погода была солнечная и жаркая. Я думал, шагая рядом с Айын, о том, как все-таки здорово, что обстоятельства привели меня к ней. Она шла быстро, совсем не по-женски, но с какой-то упругой кошачьей грацией, — это вызывало ассоциацию с мифом о древних амазонках-охотницах.
Я не удержался от распиравшего меня любопытства и спросил о том, о чем не решился спросить вчера.
— Слушай, Айын, а я ведь вроде где-то читал, что у шаманов ни семьи, ни детей не бывает! Как так получилось, что ты… — Я осекся, осознав всю глупость и бестактность своего вопроса.
Ее это нисколько не смутило.
— Да, это так, — быстро ответила она. — Обычно человек выбирает эту стезю в юном возрасте и остается один до самого конца. А вернее сказать, эта стезя сама выбирает его. С семейной жизнью это практически несовместимо. Но у моего деда вышло не так, как у других. Он стал шаманом уже после рождения своего сына и даже после того, как появилась я.
— И где же сейчас твои родители? — Я чувствовал, что во мне растет интерес ко всему, что касается этой женщины.
— Они умерли, когда мне было два года. Эпидемия гриппа, она унесла больше половины селения, и их в том числе. Бабушка пережила их ненадолго. Я осталась одна у деда на руках. — Она проговорила это ровным, спокойным голосом.
Минуту я молчал, потрясенный услышанным. «Кретин, зачем полез со своими расспросами!» — проклинал я себя.
— Айын, ради Бога, прости, — выдавил я. — Я не знал! Это было очень глупо с моей стороны. Мне не надо было спрашивать.
— Ничего, — ответила она. — Так распорядилась жизнь, и ничего тут не поделаешь.
Мы некоторое время шли молча, потом она продолжила:
— Дед меня и вырастил. Он и сейчас для меня самый близкий человек. Когда все это случилось, ему было уже под сорок. У нас женятся и заводят детей рано, потому что продолжительность жизни в среднем низкая. Сам понимаешь — тяжелые условия жизни, многие страдают наследственным алкоголизмом, — отсюда ослабленный иммунитет и прочее. А о медицинском обслуживании в этой глуши, вдали от цивилизации, и говорить нечего. Никаких прививок, конечно, не делали. Вот грипп тогда и выкосил многих коренных жителей, мама и отец оказались среди них. Я их даже не помню. Представляешь, какой трагедией для деда было потерять за короткое время жену, единственного сына и невестку. При этом он сам не заболел — один из всего взрослого населения. Меня эпидемия тоже не затронула, хотя у детей организм еще уязвимее. Дед был один из немногих в селе, кто знал грамоту, он ведь был учителем. В шаманы он сам никогда бы не пошел. Но когда лишился практически всей семьи, от горя чуть не обезумел. Наверное, его удержало то, что надо было заботиться обо мне.
Потом к нему пришел местный шаман и сказал, что духи указали на него в качестве преемника. То, что болезнь его не взяла, было знаком в отношении него, и для меня тоже. У шаманов принято самому выбирать себе преемника, чтобы до собственной смерти обязательно передать знания. Знание же нельзя передавать кому попало; можно только тому, кто обладает особым даром. Тот шаман сказал, что у деда есть дар, но он его не использует. За это духи отняли у него сына, у которого дара не было. И если дед откажется, то духи отнимут его собственную жизнь. Вот так дед стал учеником того шамана, несмотря на свой возраст.
Обычно учиться этому начинают, когда еще нет двадцати. Кроме того, наставник деда говорил, что у меня тоже есть дар, и что дед должен будет в свою очередь передать мне свое знание, чтобы я могла воспользоваться своими способностями. Поэтому дед начал обучать меня с восьми лет. К тому времени он уже стал известным в округе знахарем, и к нему все местные ходили. Многих он вылечил, многим принес удачу. Он вообще мог делать невероятные вещи: вызывать дождь, разгонять тучи, возвращать убежавших оленей. Однажды зимой в тундре на него напала стая волков, а у него ни ружья, ни ножа даже не было. Обычный человек вряд ли уцелел бы на его месте. А дед их просто остановил, так, что ни один не смог на него прыгнуть, сам ушел живой и невредимый. Я могла бы долго рассказывать. О нем можно написать целую книгу. Думаю, и тебе он поможет.
