Я подумал, что раз они вышли на меня так быстро, то и про наш разговор вполне могут знать. Может, за его номером было установлено скрытое наблюдение, и теперь они знают, что я у него был. С другой стороны, если бы они сумели прослушать наш разговор, зачем ему было что-то еще у меня спрашивать? Как бы то ни было, запираться и отрицать, что был у него, глупо, к тому же я сам знаю о делах Виталия не намного больше следователя. А то немногое, что знаю, останется при мне. Все это моментально пронеслось у меня в голове.
— Да, я вчера приехал и узнал, что он в этой же гостинице, чисто случайно. Ну и, естественно, пошел к нему, мы лет семь не виделись, — сказал я совершенно спокойно, так как это было чистой правдой.
— Хорошо, а где он сейчас, может быть, вы знаете? Может, он вам говорил, что собирается куда-нибудь?
— Понятия не имею, — сказал я, изо всех сил стараясь, чтобы мой голос звучал безразлично. — У него в округе должно быть много знакомых, он ведь давно тут работает. Он мог куда угодно пойти. Мне он насчет этого ничего не говорил.
— Ну, а насчет своей тетради говорил он вам что-нибудь? Или, может, просто упоминал? — продолжал следователь. С этими словами он слегка наклонился вперед и пытливо уперся мне в глаза своим взглядом.
— Какой тетради? — Я не без труда выдержал его взгляд, который, казалось, стремился залезть мне под черепную коробку.
Несколько секунд он не сводил с меня испытующего взора.
— Неужели не знаете? Он еще в институте начал ее писать, наверняка ведь слышали что-нибудь?
— Может, что-то и было такое, но я уж не помню, сколько воды-то утекло, — усмехнулся я. — А вчера… что-то я не припомню, чтобы он про какую-то тетрадь заикался. Нам что, больше говорить было не о чем?
— Ну что ж, похоже, и вправду вы ничего не знаете. Жаль, — разочарованно вздохнул Шацкий. — Но, возможно, он рассказывал о каких-нибудь контактах с местным населением, о своей, э-э… исследовательской работе? Имена какие-нибудь называл? Ну, например, Айын Каюрова?
Я изобразил на лице усиленную работу памяти.
— Первый раз такое имя слышу. — Это тоже было правдой. — А про работу… Да нет, ничего такого особенного про работу или про местных не рассказывал. Я ж говорю, просто посидели, потрепались за жизнь по-дружески, ну, бутылку распили… Вы простите мое любопытство, Павел Борисович, но что в этой тетради такого, что он привлек внимание вашей службы? Секреты, что ли, государственной важности? У специалиста по ненецкой культуре? Или крамола какая на власть? Так ведь уже вроде не те времена.
— Любопытство ваше вполне естественно, — улыбнулся следователь. — Не буду скрывать: там, конечно, ничего такого, как вы сказали, нет. Но есть нечто другое. Видите ли, одно время эта… э-э… рукопись ходила по рукам. И почти у всех, кто ее прочел, были, как бы лучше выразиться… проблемы с психикой.
Увидев мою недоверчивую улыбку, Шацкий поспешно добавил:
— Да, это было бы смешно, если б не было так грустно. Один такой случай даже закончился трагически. Да вы должны помнить — случай-то был громкий! В вашем университете, и во время вашей учебы, между прочим. А другой случай был уже в том учреждении, где ваш друг работал. Не хочу быть голословным, вот, сами посмотрите.
Он раскрыл свою папку, вынул какую-то бумагу и протянул мне. Я понял, что сейчас придется узнать очередную порцию чего-то такого, чего лучше было бы не знать. Мой взгляд беспорядочно запрыгал по строчкам, выхватывая обрывки фраз:
«…Для служебного пользования… Выписка из истории болезни гр-ки Н., 27 лет, сотрудницы НИИ антропологии и этнографии… Диагноз: хроническая шизофрения… Характерная симптоматика: слуховые галлюцинации, выраженный аутизм… псевдорелигиозный бред, рассказы об „астральных путешествиях“… Течение заболевания неравномерное, имеют место периодические приступы обострения… в нормальном состоянии больная неоднократно утверждала, что „видения“ и „откровения“ начали приходить к ней под влиянием прочтенной рукописи сотрудника этого же института Богатырева В. С., с которым находилась в служебных отношениях… Не исключено, что возникновение и развитие болезни, при врожденной предрасположенности, могло быть спровоцировано усвоением информации определенного содержания, в т. ч. чтением вышеуказанной рукописи… Зам. главврача психоневрологического диспансера… Заверяю…».
Я отдал бумагу Шацкому обратно. Внутри меня словно образовался вакуум. Об этом мне Виталий никогда не рассказывал. Воцарилась напряженная пауза, во время которой следователь смотрел на меня с выражением: «И как это вам»?
— Но это же еще ни о чем не говорит, — наконец, выдавил я неприятно охрипшим голосом. — Мало ли кто чего написал или прочитал. «После» — не значит «вследствие», сами же знаете.
— Это верно, не значит. Но я вам еще кое-что расскажу. В Петрозаводске, где раньше жил ваш друг, пару лет назад была разоблачена и обезврежена секта, не помню точно, как она называлась… «Братство ищущих», что ли? Ну, неважно. Секта, судя по ее деятельности и структуре, имела все признаки тоталитарной. Вам же не надо объяснять, что деятельность таких сект у нас в стране запрещена законом? Ее организатор и идейный вдохновитель, который, кстати, сейчас воодушевляет ближних в местах не столь отдаленных, — не без ехидства добавил он, — был на весьма короткой ноге с нашим общим знакомым. А их «программным документом», теоретическим руководством к действию, так сказать, было — что, как вы думаете? — пра-авильно, все та же загадочная рукопись! Факт, установленный следствием. Теперь, надеюсь, вам понятен наш интерес и к этой рукописи, и к ее автору?
Все это окончательно меня обескуражило. Я еще несколько секунд сидел, собираясь с мыслями. Шацкий, казалось, был доволен впечатлением, которое произвели на меня эти новости.
— Послушайте, но ведь сам Виталий к этой секте, наверняка, не имел ни малейшего отношения! — горячо заговорил я. — Я его хорошо знаю и не встречал человека, который был бы дальше, чем он, от всяких там сект и тому подобного!
— Скажем, непосредственная причастность Богатырева к созданию этого «Братства» и к участию в его деятельности не была доказана, — сказал Шацкий, и в его голосе мне даже послышалось сожаление, — однако разве того, что я сказал, мало?
— Да это какое-то недоразумение! И та дама из института… Наверное, не стоило давать ей тетрадь, но откуда ж он знал! Он-то не виноват, что его записи попадают все время не в те руки!
— Э-э, Алексей Романович, дорогой, вы верите в такие совпадения? — протянул Шацкий. — Мне вот что-то мало верится. Один раз — ничего, но три раза — это уже, согласитесь, закономерность. Я бы и сам рад думать, что там у него безобидные детские стишки, но данные случаи свидетельствуют об обратном. И потом, почему вы так уверены, что так хорошо знаете своего приятеля и так уж хорошо осведомлены обо всех его делах?
— Да просто знаю, и все! — выпалил я. — Не может Виталий быть повинен во всем этом. Ни морально, ни юридически. Не такой он человек, понимаете? Что бы он там ни написал, по-моему, вы под него зря копаете.
