И со страшненькой Софочкой он не завязывал. Она его заводила с полуоборота.
Иногда прикалывались. Сонечка пряталась в шкафу и наблюдала сквозь щелочку за Сениными оргиями. Потом обстоятельно комментировала мужские подвиги.
А свои высокоморальные статьи для глянца Сеня стал писать еще блистательней. Появился живой материал. Не надо напрягать воображение.
Клеймя совокупляющихся людей, Семён Жаркий представлял свою Сонечку, Наталку, Алсу, Марию, Лёсю…
Однажды к Сене в кабинет зашел сам главред, Петр Лисицын.
— Странные ты опусы пишешь, — смущенно заметил он.
— Плохо пишу?
— Замечательно! Только после них хочется не в монахи идти, а в публичный дом. Кстати, ты не подсобишь на Тверской снять путану?
5.
И Сеня стал теперь гулять во всю Ивановскую со своим главредом, Петром Лисицыным.
Семен с барского плеча сбросил ему всю клиентуру. С Софочкой они спали на пару, девушке это нравилось.
— Слушай, братан, — после одного крутого загула сказал Лисицын, — тебе не кажется, что наш глянец морально устарел? Нравственность и прочая лабуда выходят из моды. Что, если нам загнуть поганку?
— То есть?
— Зафигачить суперэротичную бодягу!
— Что ж… Я готов.
Новый журнал “Пупок Ариадны” стал пользоваться невиданным спросом. По тиражу он обошел “Московский комсомолец”. Расходился, как горячие пирожки.
Теперь Сеня призывал к разврату, к самому разнузданному и бесчеловечному.
Москва вздрогнула. Деторождаемость удвоилась.
Но вот закавыка… Став творцом порностатей, Сеня начисто утратил влечение к женщине. Ну, не поднималось его естество!
Даже фантастически знойная Софочка не могла его завести.
А это уже алес капут…
Кинулся Семен по докторам, потом к колдунам и ведуньям. Ничего! Напротив, женское естество стало вызывать у него яростное отвращение. Какая гадость эти груди, попа, пипа! Тьфу! Сгинь, сатана!
Потом осенило. Всю свою похоть он сливал в статьях, на реальную жизнь ничего не оставалось.
Надо было спасаться.
И Сеня Жаркий перешел рядовым журналистом в подростковый журнальчик “Барби”.
Стал сочинять, как подружиться с мальчиком, как правильно целоваться, как выводить веснушки.
Статьи выходили серыми, почти незаметными. Платили копейки. О вискаре с черной икрой пришлось позабыть. Ну и что?! Главное — он воскрес!
Представляете, у него ночью случилась поллюция. Этого не было уже пару десятков лет.
Он стал жадно глазеть на по-летнему полураздетых женщин.
Потом, дрожа от возбуждения, звякнул Софочке.
О, такого секса сносит крышу!
— Знаешь, я хочу родить от тебя дочурку, — прошептала ему разнеженная София. — Ты — мой, мой, мой! Никому тебя не отдам.
Семен закусил губу.
Капсула 26. ЧЁРТОВА ДЮЖИНА ДОЛЛАРОВ
1.
Флотилия по отлову каспийской кильки терпела фиаско. И это у него, у ловкого бизнесмена Феликса Чмо! Ткнулся Феликс к друзьям, а те от него, как от чумного барака. Мол, если Фортуна повернулась к тебе мясистым задом, то сам любуйся её потаенностями. А деньги, меж тем, таяли, как майский снежок на Красной площади.
Тогда господин Чмо прибегнул к крайнему средству. Отправился к колдунье Фёкле Медунице. Старуху в унисон славословила вся «желтая» пресса.
— Сглаз на тебе, — зыркнула злыми глазками Фёкла. — Помочь могу. За десятину всех твоих прибылей.
— Прибыли? Какие прибыли? Вашими бы устами…
Фёкла сунула смуглую, словно обугленную, руку за пазуху и достала завязанный носовой платок. Бережно раскрутила узел. В платке оказались доллары.
— Раз, два, три… тринадцать, — старуха пересчитала наличность.
— Что это? — опешил Феликс.
— Чёртова дюжина долларов, — мрачно произнесла ведунья. — Возьми, но в оборот не пускай. Носи в нагрудном кармане. Рядом с сердцем.
Феликс криво улыбнулся. А дома достал жалкие бумажки. Пощупал, поглядел на свет. Настоящие.
За его спиной кто-то деликатно кашлянул. Феликс оглянулся и замер. На подоконнике сидел чёртик, словно из детских сказок, только в котелке трубочиста и бабочке с бриллиантовыми блестками.
— Вы кто же будете? — прошептал Чмо.
— Позвольте отрекомендоваться, — шерстяной господин соскочил с мраморного подоконника и сердечно стиснул Феликсу руку. — Григорий. Чёрт. Хранитель чёртовой дюжины долларов.
«Кажется, так начинается белая горячка! — обожгло мозг Феликса. Но тут же спохватился. — Какая, к лешему, белая горячка? Я же принципиально не пью. По утрам пудовые гири тягаю».
Чёрт озорно засмеялся, оскалив безупречно белые зубы:
— Вы, видимо, в меня не верите. И напрасно. Пока доллары с вами, и я рядом. Просите. Многое могу исполнить.
Как знать… Чудеса иногда случаются. Феликс нахмурился:
— Ну, это… Конкурента моего на Каспии, Гаврилу Дубова, слегка пощипать. Он ведь меня разорил, зараза.
— Только пощипать?
— Да будь моя воля, я бы его в порошок стёр.
— Будет исполнено, — блаженно потянулся чёрт Григорий.
2.
На утро все информационные агентства России передали о небывалом тайфуне, пронесшемся над каспийскими водами. Разрушения были дикие, причем — мистические.
Гибельно пострадала только флотилия короля каспийских килек Гаврилы Дубова. Флот же экс-короля Феликса Чмо отделался порванными снастями, лишь ржавая баржа «Кровавая Мэри» пошла ко дну.
При отсутствии живых конкурентов дела господина Чмо пошли с удивительным блеском. За неделю он залатал прорехи и двинул в гору. Чёрта Григория, попросту Гришу, он пару раз вызывал, но сразу же отпускал в отгулы. Дела и без него тики-так.
Спустя пару месяцев Феликсу стало грезиться нечто другое, помимо денег. Задумал парняга жениться. Вызвал чёрта.
— 90-60-90? — облизнулся острым языком Гриша.
— Не без этого.
— Русая?
— Хотелось бы.
— Умная?
— Зачем? Как ураган только пусть будет в постели
— Делов-то, — поскреб под мышкой Гриша.
И появилась Катенька. Миленькая. С вихлявым задом. Глаз не оторвать.
На свадьбе Феликса гудела вся Москва и весь Каспий. Секс с Катюшенькой подобен тайфуну. Бизнес в гору. Пульс и давление в норме. Чего еще пожелать человеку? Живи и радуйся на зависть раздавленным конкурентам.
