— Что ж делать? — спросил я.
— Умолять директора, — хмыкнул он. — Лобызать и кланяться! Первый раз, что ли?
Мы пошли с Левшиным на поклон. Видов остался в номере.
Он выглянул в коридор. Никого. Закрыл дверь и подошел к Закулисному, который, раскинув свои кривые ножки по чистой простыне, храпел, пуская слюни на мою подушку.
Коля толкнул его. Потом еще. Владимир Федорович промычал и захрапел еще сильнее. Видов стал шарить по брюкам, запустил руку в боковой карман пиджака и вынул оттуда пачку купюр по двадцать пять рублей. Отсчитал себе половину, остальные положил на место. Открыл Дверь. Сел напротив, закурил и пристально стал всматриваться в Закулисного.
— Все-таки ты сдохнешь, — громко, как бы размышляя вслух, спокойным голосом произнес он. — На этот Раз тебе не выкарабкаться.
Видов прошелся по комнате и снова сел. Внезапно он подбежал к двери и выглянул в коридор. Никого. Опять закрыл дверь на ключ и вынул оставшиеся деньги из бокового кармана Закулисного. Оставил несколько бумажек, засунул их назад в пиджак, остальные деньги спрятал в носок.
— Больше ты не увидишь свой «Мойдодыр», — склонился над Закулисным Видов и чуть сдавил двумя пальцами кадык.
Потом, усмехаясь сам над собой, звонко щелкнул Закулисного по лбу, кинулся к двери и открыл замок.
— Достал он меня, — зевнул Коля, когда мы пришли. — Несколько раз просыпался, все про какие-то деньги бурчал. Замучался вас ждать…
— Пропьет, — заваливаясь на свою кровать, ответил весело Левшин, — а потом ищет, в первый раз, что ли? Сегодня надо его на кабак опустить.
— Позовете тогда, — лениво поднялся Видов, направляясь к двери.
— Подожди, — бросил я Коле. — К Женьку заскочу. Мы вышли. Левшин скинул туфли и равнодушно взглянул на пьяного Закулисного.
— Вовка! — заорал он. — Вставай, крошки пришли! Он усмехнулся, весело распушил усы, улегся на спину, закрыл глаза и добавил:
— Крошек ему подавай. Да кто с тобой ляжет… с образиной? Вовка! — вновь завопил он. — На рожу свою посмотри! Ладно… — пролепетал он, поворачиваясь на бок, — Витюшка что-нибудь придумает. Как же вы мне все надоели. Шесть миллиардов на Витюшкиной шее… все Витюшка, Витюшка, Витюш…
* * *
Левшина разбудили пинком в область позвоночника.
— Где деньги?! — с пеной во рту прыгал по номеру Закулисный. — Где деньги?!
— Ты чего, рехнулся! — схватился за спину Левшин, убегая от него. Закулисный крушил все, что попадалось на его пути.
— Где деньги?! — понесся он за Витюшкой по коридору.
Когда он выдохся между четвертым и пятым этажом, Левшин закричал:
— Ты вспомни, может, ты их пропил? Ты еще Видову говорил про какие-то деньги! Может, потерял?
— Что я, пятьсот рублей пропил? — хрипел Закулисный. — Ах, подлюка! — вдруг перекосилось лицо Закулисного. — Вытащила! Ну, я ей устрою!
Но Закулисный не рванулся на бойню, как бывало прежде.
— На-ка, принеси чего-нибудь, — бросил он Левшину двадцать пять рублей.
Витюшка сбегал в ресторан — и Закулисный залпом выпил бутылку дорогого вина. Тяжело задышал.
— Кто же вынул?! — взревел он. — Всех разгоню! — как подкошенный, рухнул он на кровать.
— Всех разгоню! — передразнил его Витюшка, потом немного подумал и пошел к Ирке.
— Закулисный твой пятьсот рублей потерял или пропил, — сказал он. — Иди забирай его.
— Ты как разговариваешь?! — взорвалась Ирка.
— Ты чего на меня орешь! — завопил с изумленным лицом Левшин. — Иди на Закулисного отвязывайся! Ты что, мой руководитель?
— Ну-ка, закрой дверь, — высокомерно бросила она Витюшке, поворачиваясь к нему спиной.
Ирка была в тонком, пурпурном вечернем платье, с огромным вырезом на спине, позвонки вызывающе выпирали, и длиннющие ноги порочно мелькали из сумасшедшего разреза платья перед глазами Левшина. Она прошлась по спальне, села в кресло и мягко сказала Витюшке, показывая взглядом на соседнее кресло:
— Садись. Давай поговорим начистоту.
— Давай, — небрежно уселся он и вдруг невольно заволновался, глядя на ее открытые бедра, о которых, как бы случайно, забыла Ирка.
— Витюшка, — томно посмотрела она на него зелеными малахитовыми глазами. — А ведь ты мне когда-то нравился… и даже сейчас…
— Ну? — оживился Левшин. — А чего же ты?
— А я… я тебе нравлюсь? — еле слышно произнесла она.
— Ир! — вдруг рассмеялся Витюшка. — Лучше честно скажи, чего ты из-под меня хочешь? Я ведь тебя знаю, как самого себя. И ты меня знаешь: если очень хочется, я, как пионер, всегда готов.
— В общем, так! — сощурила Ирка глаза, закусив тонкие губы. — Запомни, что скажу. Будешь на меня бочку катить — расстанешься с «Мойдодыром».
— Да кто ты…
— Заткнись! — оборвала его Ирка. — У Елены давление, она уже не может по гастролям мотаться, а моему любезному на этот раз не выкрутиться, это я тебе говорю… и врачи говорили, — быстро добавила она, — так что соображай, что к чему. Вот тебе червонец, — пристально взглянула на него, — сходи полечи Владимира Федоровича, когда проснется.
— Ты думаешь, никто об этом не догадывается? — облизнулся Левшин, забирая червонец.
— Ты знаешь, почему я с тобой так честно разговариваю? — вплотную приблизилась Ирка к Левшину с капелькой крови на губах. — Я тебе скажу даже больше…
— Ну? — со страхом отстранился от нее Витюшка.
— Мне одной будет трудно руководить «Мойдодыром»… Я плевать хотела, что об этом все догадываются, я куплю у Елены представление — и тогда я Закулисную в гробу видела вместе с ее ублюдком. Или тебе Владимир Федорович более симпатичен, чем я? — улыбнулась она кокетливо краешком окровавленного рта.
«Что он, что ты!» — чуть не вырвалось у Левшина.
— Витюшка! — нежным голосом пропела Ирка, поворачиваясь к нему спиной и подходя к окну. Витюшка… помоги молнию расстегнуть… что-то душно здесь…
Левшин хищно улыбнулся, быстро подкрутил усы, подошел сзади, обнял за талию и начал целовать ее в шею.
— Без глупостей! — простонала Ирка, вся задрожав, и выскользнула из его рук. — Иди, Владимир Федорович уже проснулся, — хрипло проговорила она, — долечи его, а то ему плохо…
* * *
Глубокой ночью Горе в сопровождении Елены Дмитриевны занес Закулисного в люкс.
— Ира, — тяжело дыша, проговорила Елена Дмитриевна, — помоги уложить Володю.
Закулисный еще переплевывал через губу, ругался и пытался вырваться из Петиных рук. Ирка брезгливо стащила с него пиджак.
— Я сама его раздену, — сказала она. — Идите.
