Головы прохожих в шапках, капюшонах и платках плыли поверх мучнистого тумана одна за другой, сами по себе, лишенные туловища. Эта фантасмагория о чем-то смутно напомнила Птицыну, какой-то почти забытый фрагмент сна или воспоминания. Только там была река, ослепительное солнце... Красная река, красная от крови река... Люди в лодках баграми вылавливали бритые головы, которые медленно проплывали мимо, слегка покачиваясь на волнах.
- Птицын! Ну ты и скороход... - Ему в ухо прерывисто дышал Кукес.
Рука Кукеса даже в такой мороз оставалась теплой и мягкой, как подушка. Поздоровавшись, Птицын быстрее спрятал закоченевшую ладонь обратно в перчатку и вяло отшутился.
- Пробежаться всегда полезно. Смотри, как разогрелся: нос красный - щеки румяные... - Он был недоволен, что Кукес его догнал. С утра он вообще никого не хотел видеть.
- Да-а... Морозец! - Кукес слегка гнусавил и явно думал о другом. - Все мужское достоинство обледенеет... Как лед неокрепший на речке студеной...
- Кальсоны надо носить... Или тренировочные...
- Не могу. Люблю свободу: чтоб ничего не сдавливало, не тёрлось... Очень быстро идешь... Чуть потише...
Птицын скосил глаз на Кукеса, пошел медленнее.
- Ты что-то хромаешь? - заметил Птицын.
- Э-э-э... Ударился, - поморщившись, отмахнулся Кукес.
Мимо Птицына и Кукеса в утренней полутьме двумя встречными потоками резво бежали хмурые прохожие: мороз подгонял их пинками, колючий ветер, точно острым зазубренные ногтем, обдирал кожу.
- Как ты считаешь, Бог есть?
Птицын с любопытством взглянул в лицо Кукеса: его крючковатый нос, похожий на клюв хищной птицы, грустно повис над губой, заиндевевшие усики обвисли, глаза совсем остекленели.
- Охота тебе с утра пораньше решать проклятые вопросы!
- И все-таки! - настаивал Кукес, глядя под ноги.
- Конечно, нет! А если даже есть, ему глубоко на нас плевать.
- Ты в этом уверен?
- Абсолютно!
- Странно, я думал, ты законченный атеист... Но раз ты допускаешь, что Бог плюёт на человека, не все потеряно...
Кукес меланхолически пожевал губами, достал из черного тулупа пачку сигарет; прикрывшись от ветра, закурил.
- Честно говоря, - опять начал Птицын, укутывая горло шарфом и поднимая воротник серенького пальто, - существование Бога меня меньше всего волнует. Есть более насущные вопросы!..
- Например?
- Например, почему человек одинок? Или отчего жизнь не имеет смысла?
- Без Бога человек всегда будет одинок... Он сам себя наказывает... И смысла ... без Бога... не найдет...
- Очень невнятно! - Птицын остановился и шумно высморкался. - Вот я, допустим, уверовал - по твоему совету... И что дальше? Тут же обрел смысл? С какой это стати?! Бог мне, что ли, его в ухо нашепчет?.. Хорошо бы так было... Просто и без проблем... Вообще для меня загадка, как верующие общаются с Богом. Как они его чувствуют? Волю его то есть... Я однажды краем уха слышал... проходил мимо церкви... Одна старушка другой говорит: "Бог не велит!" А другая ей отвечает: "Не вздумай... Бог накажет!.." Осмысленный разговор!
- А если действительно наказывает? - вдруг встрепенулся Кукес.
- Какое там!.. Легче всего бормотать... с таким пафосом: "Вот Господь к такому-то, Сидорову Ивану Петровичу, пришел, а от такой-то, Культяпкиной Глафиры Львовны, отвернулся..." Откуда они это взяли? Что это за Бог такой идиотский? Как капроновый чулок - на любую ногу натягивай, будет впору...
- Чтобы поверить в Бога, нужно как следует пострадать... А ты богохульствуешь! - Кукес, стряхнув пепел с сигареты, неодобрительно пошмыгал носом.
- Рассуждаю... И страдал я достаточно. Ты, между прочим, сам навел меня на этот разговор, а на мой вопрос так и не ответил...
- Какой?
- Откуда такие "карамазовские" вопросы в наше-то время? Жениться, что ли, надумал?
- Как ты угадал?! - Кукес искренне удивился, потом посмеялся собственному изумлению. - Я сейчас как раз об этом думаю...
- Это видно, - насмешливо подхватил Птицын. - В твоих глазах, как говорит Лиза Чайкина, застыла вся неизбывная печаль твоего многострадального народа.
- Хорошо тебе издеваться!.. А я чувствую, как у нас с Ксюшей момент назрел... Нужно решаться!.. Только какой из меня муж?! - Кукес совсем погрустнел.
- Прекрасный муж! Замечательный отец! Отличный семьянин!.. В чем, собственно, проблемы?
Кукес опять пожевал губами, швырнул сигарету.
- Я очень злой!
- Ты? Ну, уж если ты злой, то кто же добрый?!. Твоему голубиному нраву позавидовал бы сам Иисус Христос...
- Ты меня плохо знаешь! Я злой ... и ревнивый! Вчера я побил Ксюшу... до синяков!
- Ну да?!
- Да-а... И из-за чего? - ссутулившись и прихрамывая, продолжал Кукес, скользя глазами по обледенелому асфальту. - Она дала свой телефон смазливому мальчику... в троллейбусе. Ну знаешь, из тех, что ловят глупеньких девочек, вроде Ксюши. Из "золотой" молодежи... В пивбарах сидят, дискотеках... В замшевых курточках...
- Понятно.
- Мы поругались с Ксюшей еще до этого... в общем, из пустяка... Пошли покупать в "Березку" джинсы для ее сестры... к дню рождения. А я давно хотел купить Ксюше зимние сапоги... Не наше дерьмо, а настоящие... Австрийские... кожаные... с хорошей колодкой...
- У нее нет сапог?
- Есть. Плохонькие... венгерские... Больше трех лет не протянут... А австрийские хоть десять носи... Фирма! "Мы не настолько богаты, чтобы покупать дешевые вещи". Так вот, папа достал чеки... через своего бывшего ученика ... кагэбэшника... К папе до сих пор приходят ученики... Очень любят... Этот гэбэшник из-за границы не вылезает... Короче говоря, Ксюша - можешь представить? - все эти чеки спускает на джинсы сестре. Папе они достались недешево! Вероника с Левой еще свои добавляли... Я говорю: "Купи светло-синие...Они дешевле на 50 чеков... Тогда тебе хватит на сапоги... Поимей совесть!.." А она: "Я хочу эти: черный вельвет, в мелкий рубчик... Как у Аллы Пугачевой..." - "Сестре, - говорю, - все равно: дареному коню в зубы не смотрят... А ты опять останешься без сапог!" Она упряма, как... Купили! Кто бы знал, чего мне стоило заставить папу просить у гэбэшника! Он терпеть не может пользоваться своими связями... Кланяться... Короче, я взбесился. До самых "Мытищ", пока ехали, ругал Ксюшу... Она возьми да и ляпни мне, что Петя уже звонил... Это тот, кому она телефон дала в троллейбусе... Приглашал в бар "Лабиринт". Не знаешь?
- На Калининском проспекте?
- Да. На углу, в самом начале...Там, где глобус крутится...
- Знаю, - кивнул Птицын. - Мерзкое место!
- Вот-вот... Приехали в "Мытищи", - грустно продолжал Кукес. - Я запер ее в туалете и стал бить по руке костяшками пальцев.
