— Да, но это было уже много лет назад, и с тех пор ты всегда утверждала, что из-за сердечной болезни тебе не показаны такие нагрузки.
— Все на свете надо испробовать не один раз, — сказала его мамаша, немного смутившись, — и так как я вчера ночью не могла уснуть, то решила предпринять еще одну попытку. Но придется этим и ограничиться. Кроме того, меня ужасно рассердили. Подумай только, Елена, на площадке я встретила Бэллу с новой гувернанткой, и, можешь себе представить, эта особа имела дерзость идти справа от девочки! Я тотчас же указала мисс ее место. Где уж тут думать об улучшении своего здоровья, когда все делается так, что причиняет мне неприятности и огорчения!
Баронесса хотела томно опустить голову на руки, но почувствовала, что ее искусно приколотые фальшивые косы под шляпой съехали на уши. Она быстро поднялась и, надвигая шляпу на упрямые косы, небрежно сказала:
— Да, между прочим, Рейнгард вчера все сочинил. Я случайно встретила наверху письмоводителя Фербера, поздравила его…
— А, теперь я понимаю, зачем ты взбиралась на гору! — насмешливо произнес Гольфельд. — И ты заговорила с этим человеком?
— Ну что же, теперь это можно. Меня главным образом интересовали драгоценности.
— Ты хотела купить их? — язвительно спросил сын, намекая на ее постоянное безденежье.
— Нет, — ответила мать, бросая на него гневный взгляд, — но у меня всегда была слабость к драгоценным камням, и, если бы твой отец не умер так внезапно, у меня были бы теперь очень хорошие бриллианты, потому что он обещал их мне. Правда, тогда твой капитал был бы приблизительно на шесть тысяч талеров меньше. Однако вернемся к найденным драгоценностям. Фербер описал эти украшения и прямо сказал, что они стоят около восьми тысяч талеров. И это Рейнгард называет громадной ценностью! А теперь я вас покину, но через несколько минут вернусь.
Насмешливая улыбка сбежала с уст Гольфельда во время рассказа матери, и теперь его лицо выражало сильное разочарование. Ему показалось, что на него вылили ушат холодной воды.
Не успела закрыться дверь за баронессой, как Елена отбросила свою притворную апатию и протянула Гольфельду обе руки.
— Эмиль, — проговорила она сдавленным голосом, и губы ее задрожали, — если тебе удастся завоевать сердце Елизаветы, в чем я не сомневаюсь, я соглашусь с твоим планом, но с условием, что я буду жить у вас в Оденбурге.
— Это само собой разумеется, — отозвался он, хотя не так уверенно, как раньше. — Но я должен заранее предупредить тебя, что условия нашей жизни будут не блестящими. Мои доходы невелики, а ты только что слышала, что у Елизаветы ничего нет.
— Она не будет бесприданницей, Эмиль, можешь быть уверен, — мягко сказала девушка, причем глаза ее сверкали неестественным блеском. — С момента ее согласия стать твоей женой она будет мне сестрой, и я честно поделюсь с ней всем, что имею. Пока я передам ей доходы с моего имения Нейборн в Саксонии и поговорю насчет этого с Рудольфом, как только он приедет. Ты доволен мною?
— Ты ангел, Елена! — обрадовался Гольфельд. — Тебе никогда не придется пожалеть о своем великодушном решении и бескорыстной любви.
На этот раз его энтузиазм был непритворным, так как доходы с Нейборна превращали Елизавету в очень богатую невесту.
Глава 18
Два дня прошло с тех пор, как Елена одержала над собой полную победу, — по крайней мере, ей так казалось. Однако ей неведома была глубина своего чувства. Она, подобно утопающему, хваталась за соломинку, тонущую вместе с ней. Елена все яснее понимала, что ее обещание жить в Оденбурге делало ее жертву еще большей, но ни за что на свете она не нарушила бы слова, данного Гольфельду. Она хотела быть достойной его любви, заслужить его уважение.
Ее слабая нервная система сильно страдала от продолжительной душевной борьбы. Елену непрестанно лихорадило, она все время пребывала в возбужденном состоянии. То, что всецело заполняло мысли и чувства Елены, ежеминутно готово было сорваться с ее уст, но она молчала, как того желал Гольфельд. Он не позволил ей даже звать к себе Елизавету, так как боялся, что кузина из-за своего волнения испортит все дело. Он кое-что предпринял, чтобы сблизиться с красавицей из Гнадека, и дважды появлялся у калитки замка на горе, чтобы нанести визит семейству фон Гнадевиц. Он чуть не оборвал звонок, но никто не отворил ему. В первый раз действительно никого не было дома, а во второй раз — это было вчера — Елизавета увидела Гольфельда издали. Родители и Эрнст были в лесничестве, а мисс Мертенс поддержала девушку в ее нежелании принимать гостя. Они сидели в столовой и смеялись, в то время как колокольчик звонил и звонил. Гольфельд, конечно, не имел понятия об этом заговоре.
Было семь часов утра. Елена, одетая, лежала на кушетке, проведя всю ночь без сна. Баронесса еще спала, Гольфельда нигде не было видно. В одиночестве девушка оставаться не могла, да и не хотела, поэтому горничная должна была взять работу и подсесть к ней. Елена ничего не слышала из того, о чем болтала девушка, но тем не менее звук человеческого голоса успокаивающе действовал на нее.
Стук колес приближающегося экипажа заставил рассказчицу замолчать. Елена выглянула в окно и увидела, как въехал на дорожку парка экипаж ее брата. Его колеса утопали в толстом слое щебня, а коляска оказалась пуста.
— Где же твой господин? — спросила Елена у кучера, когда экипаж проезжал мимо окна.
— Их милость вышли на шоссе, — ответил старик, снимая шляпу, — и отправились пешком по шоссе мимо Гнадека.
Девушка вздрогнула и захлопнула окно. Одно слово «Гнадек» произвело на нее действие электрического тока. Она не могла без ужаса слышать о чем-либо, напоминавшем о Елизавете.
Елена встала и, опираясь на руку горничной, направилась в комнату брата. Она приказала подать завтрак и в ожидании его возвращения взяла один из роскошных альбомов, лежавших на столе. Она машинально переворачивала листы, но не могла бы сказать, что рассматривает — портреты или пейзажи.
Через полчаса в дверях показалась высокая фигура брата. Елена положила альбом на колени и протянула ему руку. Рудольф, казалось, был очень удивлен такой встречей и обрадовался, что видит сестру одну. Он быстро подошел к ней, и взгляд, брошенный на ее лицо, поверг его в недоумение.
— Ты чувствуешь себя хуже обычного? — озабоченно спросил он, садясь рядом.
Он просунул руку под спину сестры и слегка приподнял ее, чтобы лучше видеть ее глаза. В его взгляде и тоне было столько нежной заботы, что ей показалось, будто ее изболевшуюся душу озарил луч весеннего солнца. Две крупные слезы покатились по ее щекам, и она крепко прижалась плечом к брату.
— Разве Фельс не навещал тебя в эти дни? — с тревогой спросил он.
— Нет, но я сама потребовала, чтобы его не звали. Я принимаю капли, которые он мне прописал, а больше он ничего не может сделать. Не беспокойся, Рудольф, я скоро поправлюсь. Твое пребывание в Тальлебене было тягостным?
