Прошло несколько лет. Подруги, держа у купели девочку, спорили, кто из них больше любит крестницу, клялись не забывать этого дня, но когда дела Фербера стали совсем плохи, то об этих обещаниях они уже не вспоминали.
Этот печальный опыт, приобретенный Елизаветой на девятом году своей жизни, нисколько не обеспокоил ее. Добрая фея наделила ее веселым, ровным характером и большой силой воли.
Фербер сам учил свою дочь. Она никогда не ходила ни в школу, ни в институт. Умственные способности Елизаветы быстро развивались под руководством даровитых родителей. Науки она изучала очень серьезно и с горячим стремлением основательно знать все, чем бы она ни занималась. В музыке она упражнялась усердно и с любовью, с какой обыкновенно человек отдается тому предмету, в котором видит свое призвание.
Вскоре она далеко превзошла свою учительницу — мать, и, несмотря на то что была еще ребенком, заметив мрачное облачко на лице отца, тотчас же бросала свои игрушки, садилась к нему на колени и рассказывала ему чудные сказки собственного сочинения. Позднее она изгоняла демонов тоски из души отца замечательными мелодиями, зарождавшимися в ее душе и переливавшимися, как жемчуг. Прекрасная игра девушки в мансарде привлекла внимание других обитателей дома. Елизавете предложили давать частные уроки, а затем и в институте, благодаря чему она могла значительно облегчить усилия родителей в заботах о насущном хлебе.
Теперь мы можем снова продолжать начатый рассказ и последуем за девушкой, спешившей в бурный зимний вечер под родительский кров.
Глава 2
Преодолевая долгий путь по улицам, Елизавета испытывала такое же наслаждение, как и каждый раз, когда входила в свою уютную комнату. У письменного стола, освещенного небольшой лампой, сидел отец, с улыбкой поднимавший от бумаг бледное лицо при звуке шагов дочери. Он брал перо, неутомимо скользившее весь день по бумаге, в левую руку, а правой привлекал к себе дочь и целовал ее в лоб. Мать, сидевшая возле него с рабочей корзинкой в ногах, приветствовала дочь нежной улыбкой и указывала на домашние туфли Елизаветы, заботливо принесенные ею в теплую комнату. В горячей печной трубе пеклись яблоки, а в уютном уголке возле печки, на деревянном столе шипел чайник. Синее пламя спиртовки освещало целый полк оловянных солдатиков, расставленных шестилетним Эрнстом, единственным братом Елизаветы.
Девушка должна была взобраться на четвертый этаж, чтобы попасть в узкий темный коридор, ведущий к квартире ее родителей. Здесь она, сняв шляпу, достала из-под пальто новую детскую шапку, надела ее и в таком виде вошла в комнату, где маленький Эрнст с криком радости бросился ей навстречу.
Сегодня темный уголок у печки был ярко освещен, а письменный стол остался в темноте. Отец сидел на диване, обняв жену. На их лицах было какое-то необычное выражение, глаза матери были заплаканы, но Елизавета сразу поняла, что это слезы радости. Она с изумлением остановилась в дверях: удивленное лицо и съехавшая набок шапка, вероятно, придавали ей очень комичный вид, так как родители от души расхохотались. Елизавета присоединилась к ним и надела шапку на темные локоны маленького брата.
— На, голубчик, — сказала она, нежно взяв в свои руки личико мальчика и целуя его, — это тебе. Мамочке я тоже кое-что принесла, — с радостной улыбкой продолжала Елизавета, вложив в руку матери четыре новеньких талера. — Сегодня я получила свое первое жалованье в институте.
— Ну что ты! — воскликнула мать, привлекая дочь к себе. — Прошлогодняя шапка Эрнста еще вполне приличная, а вот тебе нужны теплые перчатки.
— Мне, мама? Пощупай мои руки, я только что с улицы, а они такие теплые, как будто грелись у печки. Нет, это было бы излишней роскошью. Наш мальчик так вырос с прошлого года, а его шапка осталась того же размера, и потому эта трата была в данный момент самой необходимой.
— Ах ты, милая, хорошая Эльза! — воскликнул восхищенный мальчуган. — Такой чудной шапочки нет даже у маленького барона с первого этажа. Я ее надену, когда пойду на охоту, правда, папа?
— На охоту? — рассмеялась Елизавета. — Уж не собираешься ли ты стрелять по несчастным воробьям в парке?
— Не угадала, Эльза! — возликовал мальчик и серьезно добавил: — В парке мне этого не позволили бы. Нет, в лесу, в настоящем лесу, где оленей и зайцев не перечесть, так что когда захочешь застрелить одного из них, даже целиться не надо.
— Я очень хочу знать, как отнесся бы дядя к такому отношению к благородным животным, — с улыбкой проговорил отец и, взяв со стола письмо, подал его Эльзе со словами: — Прочти его, милое дитя. Это от «лесного дяди», как ты его называешь, из Тюрингии.
Елизавета пробежала глазами несколько строк, затем стала читать вслух:
«…Князь, которому, по-видимому, кислая капуста с ветчиной кажется более вкусной, чем паштеты, изготовляемые французом-поваром в его замке Л., провел третьего дня в моем доме много часов. Он был в очень хорошем настроении и сказал, что думает взять мне в помощники письмоводителя, так как видит, что на меня возложено слишком много. Тут я воспользовался случаем и рассказал ему о том, как жестоко тебя потрепала судьба в последние годы и тебе, несмотря на все твои таланты и познания, приходится класть зубы на полку. Старик сейчас же понял, к чему я веду, и сказал, что готов взять тебя письмоводителем, потому что он меня… Тут он наговорил мне разных разностей, которые тебе совершенно незачем знать, но которым я, старый дед, так же обрадовался, как на экзаменах в школе, когда наш учитель сказал мне: „Молодец, Карл, ты хорошо сделал свое дело“. Ну-с, его светлость поручил написать тебе об этом и отдал соответствующие распоряжения. Содержание — 350 талеров и его дрова. Подумай — это неплохое предложение! А зеленый лес, по-моему, во сто крат лучше, чем ваша распроклятая каморка на чердаке, где вечно мяукают кошки и дым из целого мильона труб постоянно ест глаза.
Только не воображай, пожалуйста, что я из тех подлиз, которые пользуются расположением хозяев, чтобы пристроить своих родственников на теплое местечко. Знай, что, если бы ты был не тем, что ты есть, т. е. если бы ты не знал прекрасно своего дела, я скорее откусил бы себе язык, чем стал просить за тебя. Но, вместе с тем, я точно так же стал бы ходатайствовать за всякого совершенно постороннего человека, обладающего такими же знаниями, как ты. Не сердись, но ты знаешь, что я враг всего недосказанного и невыясненного.
Однако тут возникает загвоздка, которую следует обсудить. Собственно говоря, ты должен был бы жить у меня. Это оказалось бы вполне возможным, если бы ты был холостяком, которому нужны только четыре стены и крыша над головой для собственной персоны и ящик в комоде для воротничков и другой дребедени. Однако для целой семьи не найдется места в моей старой берлоге, которая уже давно нуждается в основательном ремонте, хотя высшие мира сего и не подумают об этом, пока она не развалится. Ближайшая деревня находится в получасе, а город — в часе ходьбы от лесничества. Это совершенно не подходит, так как ты не сможешь бегать в такую даль по скверной погоде, которая часто бывает у нас.
