Я так торопилась, что в одном месте споткнулась и подвернула ногу. Боль была не сильная, но требовалась передышка. Я опустилась на землю и почему-то расплакалась. Только сейчас я обнаружила: как же у меня ноют ноги. Гудят и саднят, и я, кажется, не смогу больше сделать и шагу. Был бы Витя рядом, он бы помассировал мне ноги, и боль бы прошла. Но Вити рядом нет… Я стянула носки и стала сама энергично массировать ступни, разминать пальцы. Потом потерла щиколотку, которую я только что растянула, споткнувшись. Боль постепенно стихала. Солнце уже клонилось к горизонту, и макушки елей были золотисто-ржавые. Скоро стемнеет, испуганно подумала я и поднялась. Идти я смогла, правда, не быстрым шагом. Легкая боль простреливала щиколотку, а мне следовало поторопиться, ведь в мои планы не входило остаться здесь на ночевку.
Бело-серая стена часовни мелькнула, как и в первый раз, неожиданно. Я рванула на просвет и напоролась на кусты разросшегося малинника. В прошлый раз малинник остался в стороне. Я подняла ветку. Она была вся снизу доверху усыпана темно-бордовыми сочными ягодами – такой крупной и аппетитной может быть только лесная малина, спокойно созревшая в тишине и прохладе. Садовая всегда более мелкая и червивая. Я хотела крикнуть Вите, что я уже здесь, но почему-то остановилась – полакомиться малиной. Я торопливо снимала с ветки ягоды и отправляла их себе в рот. Они таяли во рту, оставляя прохладный кисло-сладкий, ни с чем не сравнимый вкус лета.
Ощипав несколько веток, я снова пошла вперед, предвкушая встречу с Витей и те слова, которые я ему скажу. Те, которые еще не успела или не хотела сказать. А теперь вот самое время…
Я стремительно вырвалась к часовне и почему-то не увидела знакомой фигуры. Это меня обескуражило. Но потом подумала, что он отошел по «делам» в лесок и сейчас оттуда вынырнет. Я обошла часовню. Дверь в подвал была распахнута, и я заглянула туда. Ничего, кроме сырости и ступенек, уходивших вниз. Сзади послышался звук, похожий на хруст ветки, и я резко обернулась.
– Витя! – негромко позвала я.
В ответ была тишина. Я невольно огляделась. Высокие ели подступали почти к самой часовне. Н-да, место – глухомань. Но мы же с ним договаривались! Куда он делся-то? Мог бы позвонить и предупредить. Хотя куда – позвонить! Сотовые-то разряжены.
Нехорошие предчувствия овладели мной. Я не хотела спускаться в подвал, стояла и медлила.
– Витя!
Я снова обошла часовню и присела на ступеньки. И вдруг какая-то капля упала на меня сверху. Я стерла ее и увидела на пальцах кровь.
С приглушенным криком я вскочила с места и задрала голову вверх. Там, на перекладине, болтался Витя. Лицо было в ссадинах, ноги стянуты, шея нелепо вытянулась, мышечные ткани разорвались, и голова почти отделилась от туловища. Изо рта вывалился язык, а глаза вылезли из орбит.
Я зажала себе рот рукой, но меня все равно вырвало. Было невозможно поверить, что еще недавно Витя был живой и мы с ним строили планы; он хотел мне помочь и говорил, что я для него – главное в жизни. А теперь – его нет; подонки убили его, как только я уехала. Получается, они выследили нас и нашли его. И мне просто по чистой случайности повезло не оказаться рядом в тот момент, когда они вышли к часовне. Судьба хранила меня и на этот раз. Но Вите не повезло…
Я била руками землю и рыдала. Мне казалось несправедливым, что все кончилось именно так – смертью человека, который меня любил и хотел помочь…
Я уже знала, что меня опередили, но на всякий случай спустилась в подвал и убедилась, что ящики с архивами исчезли…
Когда я вышла на поверхность, то заметила в кустах неподвижное тело. Чей-то труп… Меня передернуло.
Странно, что я не подумала о том, что меня могли поджидать у часовни или в подвале, вероятно, мои чувства за последнее время основательно притупились, и я уже не испытывала страха. Я вспомнила слова, что «бояться тоже надоедает», и, похоже, это именно тот самый случай! Но находиться здесь долго нельзя. Может быть, они отъехали ненадолго, а потом вернутся. За мной!
Эта мысль погнала меня к машине. Я даже не могла обернуться и посмотреть в последний раз на Витю. Мне не хотелось, у меня просто не было сил смотреть на него, утешало одно: боевой офицер так просто в руки не дался, а отправил кое-кого на тот свет. Возможно, есть еще и раненые. Но если говорить честно, это было слабое утешение для меня. И уж тем более для Вити.
Я выехала на трассу, слез уже не было. Была дикая ярость, я хотела поквитаться с этими ублюдками. Я была обессилена и подумала, что чашка кофе мне не помешает. Притормозив у придорожного кафе, я вышла, внимательно посматривая по сторонам. Кажется, у меня развилась стойкая паранойя, но это было лучше беспечной халатности, которая могла стоить мне жизни.
За чашкой невкусного кофе, впрочем, в придорожных забегаловках редко где хорошо готовят, рассчитывая на непритязательного клиента, которому главное – набить желудок и отправиться дальше, мои мысли приняли другое направление.
Я подумала о Вике и о том, что ящик с архивами мне надо забрать у нее немедленно. Если они объявили за архивами охоту, то мне не стоит подвергать Вику опасности. Я вспомнила темно-синий «Опель» и решила сразу ехать к Вике и забрать у нее все материалы.
Жаль, что я не могу дозвониться до Вики и предупредить ее о своем приезде и о том, чтобы она была осторожна. Мой сотовый был разряжен.
Но здесь я не могла ничего поделать: мне надо было как можно скорее попасть к Вике и взять у нее архив. Я допила залпом кофе и снова села за руль. Слежки вроде не наблюдалось, но я уже ни в чем не была уверена. «Опель» могла сменить другая машина, я старательно время от времени пялилась в зеркальце, чтобы обнаружить «хвост», если таковой имелся, но ничего подозрительного не видела. Но это меня не успокаивало, наоборот. Я уже имела возможность наблюдать, как хорошо они вели слежку и маскировались, поэтому тот факт, что я не находила за собой преследующей машины, говорил, скорее всего, о моем дилетантстве в этом вопросе, а никак не о том, что слежки не было.
Пару раз я вспоминала Витю, и тогда меня охватывала такая лютая тоска – хоть волком вой. Я вспоминала его доброту, нежность, желание помочь и быть рядом – и от этих муторных воспоминаний становилось тошно, и я усилием воли прогоняла их.
Как ни странно, я редко вспоминала Дмитрия. Его предательство легко перечеркнуло годы, прожитые вместе, или я просто заблокировала свою память, чтобы не растравлять себя…
Я представляла, как Вика спускается к реке, Денис пишет «этюды», или они купаются в речке и набираются «лирики и художеств», как любила выражаться Вика. Я чуть не проскочила нужный мне поворот и лишь в последний момент свернула направо, сбавив скорость. Теперь дорога шла мимо деревень с одноэтажными домами и покосившимися ставнями. Вскоре асфальтированную дорогу сменила грунтовая.
Подозрительных машин по-прежнему не наблюдалось. Меня обогнал черный «Форд», и я подобралась, но он скоро свернул, и я перевела дыхание.
За грунтовой дорогой пошла галечная, а потом снова асфальтированная – к поселку «Радуница», где проживала Вика. Это был коттеджный поселок для состоятельных людей, и дорогу к нему проложили хорошую и удобную.
