Константин и другие юноши уже сидели за столом и ели баранину с тушеными овощами, где, подозреваю, было больше тушеных овощей, чем баранины. Я проследовал за Витторио к наружной двери кухни, где одна из служанок накладывала в миски еду. Мы подошли и стали ждать своей очереди. Как жаль, что мне пришлось расстаться с нарядом епископа, с сожалением подумал я, ибо, заглянув в задымленную кухню, я увидел, что знать будут сегодня потчевать куропатками и олениной.
Наконец, подошла моя очередь, и я протянул миску.
— Привет, Дино, — застенчиво улыбнувшись, приветствовала меня темноволосая служанка и наполнила миску. — Помнишь меня? Я Марселла. Я новенькая на кухне. Возможно, мы подружимся.
— Конечно же, — в ответ пробормотал я, чувствуя, как краснею. Опустив голову, я торопливо отошел в сторону с миской в руке. Вот к чему я не был готов, когда подался в ученики к Леонардо, так это к заигрыванию молоденьких служанок. Мне уже довелось развеять надежды особенно настырной девицы из прачечной, сказав, что мое сердце отдано девушке из моей родной деревни. Если Марселла будет притязать на большее, чем дружба, мне придется и ей рассказать эту же байку.
Я сел рядом с Константином, который, к несчастью, услышал наш короткий разговор.
— Что с тобой, Дино, ты что, боишься женщин? — добродушно поддел он меня, и я почувствовал, как еще больше краснею. — Кажется, все служанки влюблены в тебя — ты ведь такой красавчик. Эх, будь я на твоем месте, я бы времени зря не терял.
— Да и я тоже, — широко ухмыляясь, вмешался Витторио. — Ба, взгляни, она и впрямь положила тебе кусок мяса. Должно быть, влюблена в тебя по уши.
— Она просто друг, — пробормотал я, со смущением обнаруживая у себя в миске множество кусков баранины. Окружающие меня юноши рассмеялись и принялись подталкивать друг друга, и их веселое настроение только усилилось, когда я взглянул на Марселлу и увидел, что она широко улыбается мне. Я быстро опустил глаза и принялся за еду.
Один из подмастерьев, Паоло, поставил миску и с неожиданно посерьезневшим лицом подался вперед.
— Не обращай внимания, — заговорщически прошептал он. — Помнишь, как Давида, Дино и меня послали во время сегодняшней шахматной партии на поиски пропавшего белого епископа? Ныне выясняется, что умер какой-то родственник герцога. Возможно, тот, кого искали!
— Умер? — повторил Витторио и издал писк, когда Паоло зажал рот юноши рукой.
Я чуть не охнул. Итак, правда всплыла наружу, даже после грозного предупреждения Моро. Возможно, проговорился стражник. Но на кого Моро возложит вину? Я взмолился, чтобы чаша сия миновала меня.
Паоло уничтожающе посмотрел на Витторио, и глаза у остальных юношей расширились от ужаса. Он огляделся по сторонам, желая убедиться, что никто, кроме нас, не слышал его восклицания. Удостоверившись в этом, он разжал рот.
— Я узнал от камердинера, а тому кто-то из домашних слуг сказал, что люди Моро принесли через черный ход в герцогские покои мертвеца, — продолжил он. — Вскоре после того, как было отложено продолжение игры. Говорят, оспа.
Он оглядел сидевших за столом, и его взгляд остановился на мне.
— Дино, тебя долго не было после того, как мы с Давидом вернулись и ждали учителя. Расскажи, что тебе известно?
— Ничего. Учитель дал мне другое поручение, и поэтому я задержался.
Мои слова не были такой уж ложью; и все же, желая избежать дальнейших расспросов, я быстро набил рот едой. Хоть слухи и распространялись молниеносно по замку, Паоло лишь поведал историю, сочиненную герцогом, чтобы скрыть правду. Похоже, мы, участники этого обмана, избежали последствий, которыми Моро грозил нам.
Мой ответ, однако, породил сомнения.
— Я не верю тебе, — сказал один из старших учеников Томмазо. — Я слышал от одного из подмастерьев портного Луиджи, что после окончания шахматной партии ты вернул в мастерскую наряд белого епископа. И один из жонглеров клялся, будто белый епископ, вернувшийся после перерыва на поле, — это вовсе не тот человек, который был там ранее.
— Что-то тут не так, — проговорил Паоло, и меня охватила тревога. — Послушай, Дино, расскажи нам, что знаешь!
— Постой, — в пронзительном голосе Константина прозвучали властные нотки, как и подобает самому старшему из учеников. Бросив грозный взгляд на Томмазо, он продолжил: — Коли Дино ничего не говорит, молчать ему, стало быть, велел учитель. То, что происходит за пределами мастерской, — не нашего ума дело. Мы здесь для того, чтобы учиться у Леонардо, и не более. Давайте поговорим о чем-нибудь ином.
Послышались слабые протесты одного или двух юношей, но слова Константина оказались весомей, и разговор зашел о фреске, задуманной учителем. Я бросил на Константина благодарный взгляд и принялся доедать рагу. К тому времени, как я опустошил миску, о слухе, принесенном Паоло, казалось, забыли. Я выскользнул из-за стола и, стараясь не встречаться глазами с Марселлой, направился обратно в мастерскую.
Солнце уже садилось, и поэтому в комнате стояла жуткая темень. Я зажег двенадцать оплывших свечей и разогнал густой мрак. К этому моменту ученики уже начали возвращаться небольшими группами в мастерскую. Никому не надо было давать поручений, так как все мы знали, чем заняться перед сном. Я присоединился к Давиду и Витторио, которые шлифовали небольшую кучку недавно изготовленных досок.
Через час Константин объявил, что вечернее задание выполнено и мы можем заняться чем угодно. Большинство учеников, собравшись кучками, стали играть в кости, ставя, ибо звонкой монеты ни у кого не было, на кон голыши и куски стекла. Когда ученики в мастерской разошлись не на шутку, Томмазо схватил старую лютню и, изящно перебирая короткими и толстыми пальцами струны на деревянной шейке инструмента, заиграл веселую мелодию.
Я не присоединился к ним, а уселся на каменную плиту углового очага, где еще тлели угольки. Превратив скамью в импровизированный стол, я достал из сумы записную книжку и приготовился в нескольких строках описать события сегодняшнего дня.
Такое было у меня обыкновение, и я редко считал необходимым ограничивать себя — лишь тогда, когда места на листе не хватало. Сегодня, однако, пришлось тщательно подбирать слова, чтобы те, кто случайно прочитали бы запись, не поняли, о чем идет речь. Всего несколько слов — сад, епископ и нож — и начальные буквы имен участников сегодняшней драмы. Этого было достаточно, чтобы я потом в общих чертах вспомнил, о чем там говорится, и не позволило бы никому догадаться о том, что произошло на самом деле.
Обычно наше веселье заканчивалось, когда догорали свечи, а так как мы уже израсходовали большую часть недельного запаса жира, этот момент наступил довольно скоро. Я едва успел вкратце описать сад, место успокоения злосчастного графа, как стоявшая рядом со мной свеча с шипением погасла.
— Пора на боковую, — объявил Константин, и отовсюду послышались нарочитые вздохи и стоны. Впрочем, судя по некоторым, прозвучавшим ранее репликам, всем в душе уже давно хотелось в постель, ведь мы прошлую ночь, помогая готовиться к шахматному матчу, почти не сомкнули глаз.
