— Скверно, — покачав головой, ответил Константин. — Одна из девушек на кухне сказала, что пропали два разносчика. Это сулит мало приятного, особенно после запрета Моро покидать пределы замка.
Зная судьбу, по крайней мере, одного разносчика, я не могла не согласиться с ним, хотя и вынуждена была ограничиться пустопорожним утешением.
— Уверен, что с Томмазо все в порядке, — проговорила я, — возможно, он и вспыльчив, но вполне способен позаботиться о себе. Ночью он упомянул об отце. Пожалуй, им внезапно овладела тоска по дому и он решил, не предупредив нас, вернуться под отчий кров.
— Может быть, — согласился Константин, хотя на лице его и было написано сомнение. Впрочем, оно тут же сменилось тревогой, когда он услышал, как дверь в мастерскую открывается, и увидел, как, жуя только что сорванную грушу, входит Леонардо.
Однако учитель, казалось, был не столь расстроен, чем его главный подмастерье, пропажей одного из своих подопечных.
— У него не было огня, необходимого для великого художника, — холодно обронил Леонардо об отсутствующем Томмазо, — иначе бы он остался среди нас. Что ж, зови остальных. Сегодня мы приступим к последней фреске в трапезной.
Пока Константин и остальные ученики готовили для работы штукатурку и инструменты, учитель отвел меня в сторону.
— Сегодня тебе предназначена иная роль, Дино, — сказал он мне, швыряя огрызок груши, — но сначала скажи, шахматная королева все еще у тебя?
— Разумеется, — воскликнула я, хотя, ища пропавшего Томмазо, почти забыла о ней. Тут же вытащив фигуру из сумки, я добавила: — Оказывается у нее есть свои тайны. Прошлой ночью мы обнаружили, совершенно случайно, что она состоит из двух частей и внутри пуста. А вот что мы нашли в ней самой.
Напрягшись, я разъединила шахматную королеву и вытряхнула из тайника на свою ладонь ключ. Леонардо одобрительно кивнул, разглядывая его, а затем показал на соседнюю полку. Порывшись среди различных ящичков, он, наконец, вытащил кусок пчелиного воска и растопил его в руках. Потом он вдавил ключ в воск, а затем вновь извлек его.
— Как видишь, с твоего ключа получился четкий слепок. Я сделаю копию; быть может, нам удастся его использовать, когда выясним, что он открывает. Теперь же вернем его в тайник — владелец не должен догадаться, что секрет шахматной королевы раскрыт.
Опять соединив половинки, он засунул в свою сумку воск и потом снова обратился ко мне:
— Сегодня нам многое предстоит сделать. Давай-ка просмотрим список лиц, в какой-то мере, возможно, связанных с убийством графа, — он сунул руку внутрь жакета и вытащил уже знакомый сложенный листок бумаги с колонками. — Я намерен побеседовать с ними сегодня же и хочу, чтобы при этом ты присутствовал, а потом поделился со мной впечатлением. Однако если ты будешь сопровождать меня в платье подмастерья, это вызовет подозрение. Тебя должны принимать за моего слугу. И поэтому мы, прежде чем приступим к расследованию, еще раз посетим синьора Луиджи.
— А, синьор Леонардо, вы опять принесли мне один из своих жакетов для починки? — увидев нас, воскликнул портной. — Не знаю, зачем я вкладываю в них столько труда, ведь в конце концов вы возвращаете их рваными и дырявыми.
— Не бойтесь, мой гардероб цел, — небрежно пожимая плечами, ответствовал Леонардо. — К сожалению, того же нельзя сказать о моем ученике Дино. Этому мальчику поручено дело, требующее, чтобы к полудню он был одет, как паж самого Моро. Вам такой подвиг по плечу?
Мы находились в небольшой мастерской Луиджи за городскими стенами, недалеко от главных ворот замка. Портной принадлежал к числу тех немногих, кому дозволялось покидать пределы замка, ибо Леонардо удалось выпросить для него разрешение у герцога. Он особо указал на то, что жилище Луиджи расположено неподалеку от игрового поля и он может быть полезен игрокам во время шахматного матча. Моро соизволил дать позволение, заметив, что удаление дородного портного из двора благоприятно отразится на состоянии уменьшающихся съестных припасов, которых хватит теперь дольше.
Мастерская портного была больше и опрятнее шатра, отведенного для него во время шахматной партии, и помимо черного и белого в ней присутствовали и другие цвета. Здесь на полках от пола до потолка лежали богатые материи — шелк, бархат, парча. Рулоны тканей образовали вдоль стены мозаику из зеленых, золотистых, красных и синих красок, и эти яркие тона иногда дополняли более сдержанные черный, фиолетовый и белый. С одной стороны на столе стояли коробки лент ярких оттенков, которые бы мне вряд ли удалось передать в темпере, с другой — лежали в одной корзине кружева и льняное полотно, во второй — куски меха для манжет и воротников.
Луиджи поджал полные губы и внимательно посмотрел на меня, как смотрит человек на прилипшую к подошве грязь. Я опустила глаза, молясь о том, чтобы он сказал, что эта просьба невыполнима. Слишком велик был, если он оденет меня, как того желает учитель, риск разоблачения.
К несчастью для меня, гордость его возобладала над его презрением ко мне.
— Разумеется, синьор Леонардо, — с натянутой улыбкой проговорил он. — За флорины все возможно — даже превратить оборванного подмастерья в представительного пажа. Оставьте его со мной на час-другой, и, уверяю вас, вы останетесь довольны результатом.
— Как только с тобой покончат, явишься в мои покои, — велел мне Леонардо, а затем обсудил с Луиджи за минуту, как мне одеться и сколько он заплатит. Впрочем, я почти ничего не расслышала, обеспокоенная тем, что случится со мной в ближайшем будущем.
Ведь я буду сейчас оставлена на милость портного, который, вероятно, потребует, чтобы я скинула одежду. Эта мысль повергла меня в состояние, близкое к ужасу. Мне удалось, за малым исключением, избежать раздевания во время шахматного матча, но мой отказ снять жакет вряд ли будет принят во второй раз. Однако я понимала, что не посмею перечить желаниям учителя.
Спустя несколько минут он удалился, оставив меня наедине с портным. И вновь, после ухода учителя, угодливое выражение исчезло с лица Луиджи и сменилось недовольством.
— Тебе повезло, что у тебя такой щедрый благодетель. Как ты, несомненно, слышал, мне велено нарядить тебя так, чтобы ты мог вращаться среди знати. Очень надеюсь, что ты сполна вознаграждаешь синьора Леонардо за его траты.
Эти слова, произнесенные с непристойным подмигиванием, прозвучали бы оскорбительно, знай он, кто я такая на самом деле. Впрочем, еще более обидными они были для мужчины — для учителя и меня, играющей мужскую роль. Стараясь сдерживать себя, я распрямилась во весь рост и посмотрела ему прямо в глаза.
— Ваш намек незаслужен, — холодно возразила я. — Поведение Леонардо ко мне ничем не отличается от поведения любого честного хозяина по отношению к своему подмастерью. Он обучает нас и надеется, что мы будем напряженно трудиться, обучаясь своему ремеслу. Проявляемая им доброта — всего лишь следствие отзывчивости. И я потребую, чтобы вы извинились перед нами за свои слова.
