Посланник рассмеялся.
— Конечно, — согласился месье Виллас, вставая и направляясь к столу. Взяв листок бумаги и перо, он быстро написал несколько строк, затем, капнув воск, приложил к нему свою печать. — Вот ваше письмо, господин Леонардо, — проговорил он, вручая его учителю. — Пусть оно послужит вам.
Учитель с довольной улыбкой прочитал письмо, затем осторожно сложил его и сунул внутрь жакета.
— Уверен, что так и будет, — ответил он. — А теперь мы, с вашего позволения, покинем вас. Да, обязательно сообщите мне, если вспомните что-нибудь, касающееся графа, — все, что может помочь нам в расследовании.
Мы вышли из покоев. Учитель весело кивнул секретарю, соскочившему со своего стула, чтобы со счастливым видом затворить за нами дверь передней. Вновь оказавшись в конторе и подгадав момент, когда нас никто не мог подслушать, я с нескрываемым любопытством спросила:
— Учитель, пожалуйста, скажите, как вам удалось убедить того неприятного человека помочь нам?
Леонардо приподнял бровь.
— Я лишь сказал, что мне известно, что он делал прошлой ночью, и что я расскажу об этом посланнику, если он не доложит о нас.
— Но что же он натворил, если боится огласки? — упорствовала я.
Он пожал плечами.
— Не имею ни малейшего представления, мой дорогой мальчик. Однако долгое изучение природы человека позволило мне предположить, что человек с таким характером вряд ли отличается благонравным поведением, поэтому я и подумал, что в последнее время ему едва ли удавалось вести воздержанную жизнь. Как видишь, интуиция не подвела меня.
Я восхищенно покачала головой.
— А как же шахматная партия с посланником? Вы действительно бы написали портреты его супруги и любовницы?
— Разумеется, — небрежно ответил он. — Я человек слова. Впрочем, посланнику вряд ли понравилась бы моя работа. Вместо двух картин я написал бы одну, сделав на ней портреты обеих женщин.
Я расхохоталась, представив на одном полотне ругающихся супругу и любовницу. Одна сидит перед зеркалом, вторая отражается в нем. Все, кроме самого посланника да двух несчастных женщин, сочли бы такое полотно озорной проделкой гения.
Впрочем, у меня поубавилось веселья, когда я вспомнила разговор с месье Вилласом. Хотя я и была готова видеть в нем одного из участников заговора, он вел себя как невинный человек.
— Вы не показали ему портреты разносчиков, — напомнила я. — Может, вернемся и покажем?
— Не стоит. Их, вероятно, наняла графиня либо Орландо, если он принадлежал к числу заговорщиков. Виллас тут ни при чем.
Я разочарованно покачала головой. От посланника нам действительно было мало проку, и я сказала об этом учителю.
Леонардо вдруг остановился и повернулся ко мне:
— Ах, мой милый Дино, на этот раз ты совершенно неправ. Французский посол сообщил многое, хотя сам и не догадывается.
Он засунул руку внутрь жакета и достал письмо.
— Я нарочно предложил сыграть в шахматы, так как знал, что ему по-прежнему не дает покоя его проигрыш Моро. Что же касается ставки, то выбрал я ее неспроста — не ради собственной выгоды. Мне был нужен законно полученный образец почерка господина Вилласа.
Он развернул письмо и, снова взглянув на него, кивнул головой.
— И теперь мое любопытство удовлетворено. Смотри, если положить это письмо рядом с посланием, найденным мною в шкатулке графини, станет вполне очевидным, что они написаны одной рукой.
И когда я с восхищением посмотрела на него, он присовокупил:
— К сожалению, из этого следует лишь то, что он намеревался разделаться с архиепископом. Нам до сих пор неизвестно, кто убил графа Феррара и почему. Поэтому нам придется разыграть королевский гамбит.
Вспомнив его объяснение этого дебюта, я вслух спросила:
— И кем же вы пожертвуете?
— Ответ прост, мой милый мальчик, — с улыбкой ответил он. — Я пожертвую собой.
15
Опыт не виноват; ошибочным бывает только ваше суждение…
Леонардо да Винчи.
Codex Atlanticus
После последних загадочных слов о королевском гамбите Леонардо оставил меня у мастерской, чтобы я присоединилась к Константину и остальным… хотя сначала он велел мне отнести его порванный жакет синьору Луиджи. На сей раз мне удалось беспрепятственно покинуть замок. По словам одного из стражников, узнавших эту новость от какой-то посудомойки, которой сообщил ее какой-то лакей, Моро намерен вновь разрешить выезжать и въезжать в замок Сфорца. Я подумала, сам ли герцог решил отменить свой указ или к этому приложил свою руку учитель.
В этот раз портной, видимо, был рад видеть меня, когда я во второй половине дня явилась к нему в мастерскую.
— А, мой дружочек, э, Дино, — поднимая свое тучное тело с крошечной скамьи, приветствовал он меня. Отправив двух молодых подмастерьев в соседнюю мастерскую, он жестом подозвал меня к себе. — Как служит тебе изящный, сшитый мною наряд?
— Прекрасно, — искренне сказала я ему. — Я бесподобно играю свою роль.
— А другое снаряжение? — поинтересовался он, многозначительно приподнимая брови.
Я чуть покраснела.
— Весьма удобна, синьор, и подходит больше прежней.
— Ага, маскарад продолжается, — он удовлетворенно кивнул головой, а затем бросил вопросительный взгляд на мой сверток. — Только не говори, что синьор Леонардо снова погубил один из своих жакетов.
Печально покачав головой, я показала ему на порванный рукав. Луиджи, поджав губы, посмотрел на него и пожал плечами:
— Бывало и хуже, как в тот раз, когда твой хозяин принес мне жакет, в котором он проводил опыты и что-то взорвалось. От него остались одни лохмотья, и он годился только на тряпки, которыми чистят в судомойне горшки. Этот же я починю, и он будет как новенький. До меня дошли слухи, — склонившись ко мне, произнес он шепотом, — что твой хозяин расследует обстоятельства убийства двоюродного брата Моро. Ну же, не прикидывайся, будто не знаешь, что я имею в виду, — сказал портной, когда я озадаченно посмотрела на него. — Все об этом знают. Ко мне уже поступили заказы на новые жакеты, в которых будут щеголять на предстоящей казни. Но меня поражает, что великий Леонардо до сих пор не обратился ко мне за сведениями по этому делу.
— Не понимаю, — нахмурившись, проговорила я. — Вам известно об убийстве то, что и ему следует знать?
— Я знаю все обо всем. Ты должен понимать, что люди с радостью рассказывают своим портным тайны, которые они не открывают даже собственным духовникам, — произнес Луиджи, вяло махнув рукой.
Я опустилась на скамейку и уставилась на него:
— Итак, вам что-то известно. Вы должны сказать мне.
