Но, кажется, учитель не позволит мне остаться здесь. Он взял меня на руки и понес, не знаю, куда, да и мне это было безразлично. Я словно плыла по волнам, счастливая и свободная от страха перед вооруженными графинями и жестокими юношами с рыжими волосами и злыми усмешками. Затем я услышала, как он говорит Томмазо:
— Нельзя терять ни минуты. Надо сейчас же отнести его к хирургу.
Последнее слово пронзило окутывавший меня туман лихорадочной апатии:
— Только не к хирургу, — с тревогой запротестовала я, придя в чувства. По крайней мере, настолько, чтобы осознать, что подобное действие положит конец моему маскараду, ведь он, несомненно, захочет осмотреть мою рану. Я могу доверить лечение только одному человеку. — Отнесите меня к синьору Луиджи — сказала я. Надеюсь, что сказала, потому что слова, казалось, вязли и прилипали к языку.
Томмазо, однако, удалось понять мою просьбу.
— К портному? — недоверчиво переспросил он. — Ты, должно быть, бредишь. Тебе нужен хирург.
— Нет, нет! Я не доверяю хирургу! — Я взмолилась, глядя на учителя: — Пожалуйста, прошу вас, не надо к хирургу — и я пустила в ход единственный аргумент, который смог придумать мой воспаленный мозг. — Он не смог спасти Лоренцо, и я тоже умру, если попаду ему в руки.
По лицу Леонардо пробежала тень сомнения. Я поняла, что он тоже не слишком уверен в мастерстве хирурга. Немного воспрянув духом, я решила закрепить свой успех и выпалила:
— Прошу вас, отнесите меня к синьору Луиджи. Он много знает о врачевании. Помните того жаворонка? К тому же, кто сможет лучше зашить живот, чем портной?
Не знаю, что на него больше подействовало: мои доводы или мой несчастный вид, но он пробормотал себе под нос проклятия и кивнул:
— Не переживай, мой мальчик. Мы отнесем тебя к синьору Луиджи. По крайней мере, у него чище, чем в хирургической.
Я снова провалилась в беспамятство и очнулась, только услышав слова портного:
— Ба, давайте сюда мальчика, я сделаю, что смогу.
И они занесли меня в соседнюю комнату и положили на кровать — как я впоследствии узнала, это была кровать самого Луиджи. Я слышала, как Томмазо, путаясь, рассказывал, при каких обстоятельствах я получила ранение; а Леонардо вносил поправки в его невнятные объяснения. Сквозь туман, застилающий мои глаза, я видела, как портной набросал несколько строк на клочке бумаги и отдал его Томмазо с указанием бежать к аптекарю через дорогу.
— Обязательно скажи ему, что мне нужно все, что есть в этом списке… и немедленно, — добавил он, вытащил из кошеля несколько монет и отослал его взмахом руки.
Избавиться от Леонардо было несколько сложнее, однако после коротких препирательств Луиджи справился с этой задачей, пообещав, что позже пришлет одного из своих учеников с весточкой о моем состоянии. Я и не думала возражать против ухода учителя, понимая, что у него много дел, связанных с убийством графа и заговором против архиепископа. Кроме того, если бы он остался, то изъявил бы желание помочь портному.
Должно быть, я снова заснула на какое-то время, потому что следующее, что я услышала, были слова Луиджи:
— Боюсь, что будет немного больно.
Я почувствовала, что он положил что-то на мою рану. Что-то, очень напоминающее раскаленные угли. Я слабо вскрикнула. Он поднес чашку с какой-то отвратительно пахнущей жидкостью к моим губам и заставил меня ее выпить. Я послушалась, но только потому, что у меня не было сил бороться.
Погружаясь в сон, я пыталась отогнать преследующие меня видения мечей, усыпальниц и мертвых тел, как вдруг меня пронзила мысль, что я должна была что-то вспомнить и рассказать учителю — что-то, касающееся окровавленной перчатки. Воспоминание блуждало в глубинах моего сознания и дразнило меня, но не давалось в руки — как те птички, которых Леонардо выпускал на волю — и при каждой попытке схватить его, оно просачивалось сквозь пальцы и ускользало.
И наконец, в отличие от несчастного жаворонка в мастерской Луиджи, который никогда больше не сможет летать, воспоминание расправило трепещущие черные крылья и улетело, оставив меня в полной темноте.
19
Время от времени необходимо делать перерывы в работе и отдыхать, потому что после вам будет легче принять верное решение.
Леонардо да Винчи.
Манускрипт 2038
Лихорадка высосала из меня все силы, и я проспала весь день и часть ночи. Мне снились то раздутые трупы и графини с ножами, то сцены из моей счастливой жизни с семьей. В промежутках я была достаточно близка к пробуждению, чтобы услышать обрывки разговора, доносившегося как будто издалека.
— …Это недопустимо, вытаскивать из постели юного… эээ… мальчика посреди ночи, нанося вред его здоровью, — вещал кому-то тихий голос синьора Луиджи.
Кто-то, очень похожий на Леонардо, что-то отвечал. Мне удалось разобрать лишь несколько фраз: «это входит в его обязанности»… «уже оправился»… «расширять кругозор», которыми учитель, очевидно, объяснял свое решение подвергнуть меня опасности.
Немного погодя, прохладная рука опустилась на мой горящий лоб, и я услышала голос учителя:
— Ты должен быстрее выздоравливать, мой мальчик. Я уже привык иметь рядом расторопного помощника и не хотел бы тебя потерять.
До моего слуха долетали и другие голоса. Однажды я услышала как Томмазо и другие подмастерья попросили разрешения повидать меня. В ответ синьор Луиджи саркастически попросил их разрешить мне отдохнуть, но, когда они в унынии собрались уходить, он немного подбодрил их.
Или эти голоса всего лишь снились мне? Я не могла сказать определенно, так как лихорадка все больше одолевала меня. В настоящий момент я слышала холодный перезвон смеха графини ди Мальвораль и грубый голос Ренальдо, угрожавшего завершить начатую работу. Затем раздались стоны умирающего Лоренцо. Или это были мои стоны?
«Возможно, все это сон, — подумала я, дрожа и потея, — и когда я очнусь, то снова окажусь в своей постели в доме отца».
На третье утро лихорадка прошла. Меня разбудил голос синьора Луиджи, распекающего одного из своих подмастерьев за какой-то проступок. Знакомые претензии заставили меня слабо улыбнуться, и я почувствовала прилив благодарности к портному. Конечно, мой выбор пал на него прежде всего потому, что он единственный знал мою тайну и я могла не опасаться разоблачения. Но, по всей видимости, его дар врачевания животных распространялся и на людей.
Я дотронулась до живота и обнаружила, что больше не одета в наряд пажа. Вместо этого на мне была чистая льняная рубашка, которая хоть и была достаточно просторной, но все же не могла скрыть очертания моего тела. Я быстро накрылась одеялом до подбородка, вспомнив людей из своего сна, приходивших меня навестить. Конечно же Луиджи не позволил бы никому увидеть меня в таком виде!
Несколько минут спустя я услышала тяжелые шаги. Занавеска, отделяющая спальню от мастерской, раздвинулась, и я увидела кислое лицо портного. Поняв, что я наконец-то проснулась, оно засияло от удовольствия.
