Взяв миски и ложки, мы с отцом покинули Леонардо и отправились на кухню.
— Впечатляющая крепость! — воскликнул отец, окидывая взглядом ряд сообщавшихся друг с другом строений, которые составляли главный замок. Осмотрев высокие внешние стены с бойницами, он добавил: — Такие стены защитят от любого неприятеля. И вместе с тем, они такие изящные, что радуют глаз. Красный и белый камень символизируют силу и прозорливость. Башни тоже хороши, несмотря на свой огромный размер.
— Для меня это самое красивое место в мире, — ответила я с гордостью, как будто в данный момент сам Моро слышал мою похвалу.
Отец лукаво улыбнулся.
— А сколько мест в окружающем мире тебе довелось видеть дитя мое? Ну а пока будем надеяться на то, что качества герцогской кухни столь же высоки, что и башни его замка.
Хотя прислуживавший на кухне мальчишка немного поворчал на нас за столь поздний визит, нам все-таки удалось отведать прекрасное рагу с черным хлебом, так что отец изрядно подкрепился с дороги.
Пока мы утоляли голод, я осмелилась затронуть тему, которая не давала мне покоя с того дня, как я появилась в Милане.
— Как поживает матушка?
— В общем-то неплохо. Ее здоровье в порядке, красота нисколько не уменьшилась, а язычок по-прежнему такой же острый, что и прежде.
— Она хотя бы вспоминает обо мне? — без особой надежды поинтересовалась я.
Отец немного помешкал, прежде чем отрицательно покачать головой.
— Боюсь, она не простила тебя. Ведь ты сбежала из дома тайком, в глухую ночь, оставив лишь короткую записку! Мать наверняка подозревает, что мне известно о том, где ты находишься. И хотя ей обидно, что я знаю то, чего не знает она, думаю, ей приносит некое облегчение то, что ты, по всей видимости, жива и предположительно здорова.
Я вздохнула. С самого раннего детства мы с матерью ладили крайне редко. Когда я стала старше, ее недовольство мною стало еще сильнее.
«Какой приличный мужчина, — не раз заявляла мне в лицо Кармела делла Фациа, — захочет взять в жены девушку, которую больше интересуют мазня и картины, нежели стряпня и дети? Если ты не оставишь своего занятия, тебя никто никогда не возьмет замуж».
Она почувствовала себя отомщенной, когда, наконец, устроила мне брак с богатым купцом, готовым закрыть глаза на репутацию своенравной особы. Я в свою очередь ужаснулась необходимости выйти замуж за человека почти вдвое старше меня, который был известен скупостью и слабостью к молоденьким служанкам. И тогда (не без помощи отца) я решила бежать в Милан.
— Что она сказала синьору Николо, когда он пришел с предложением руки и сердца? — вздохнув, спросила я, имея в виду того самого купца, пожелавшего стать моим мужем.
— Твоя мать сказала ему, — ответил отец, как мне показалось, с улыбкой, — что ты посреди ночи раскаялась в грехах и решила посвятить себя служению Господу и уйти в монастырь.
— По крайней мере, это объясняет мою короткую стрижку, — ответила я с легкой усмешкой. — Интересно, простит ли она меня когда-нибудь за то, что я так бессовестно подвела ее?
— Трудно сказать, дитя мое. Твоя мать — женщина крутого нрава, и вряд ли она когда-нибудь изменится. Думаю, стоит подождать, и, когда пройдет больше времени, возможно, она простит тебя.
Я не стала упоминать о том, что год моего отсутствия — тоже немалый срок. Вместо этого я намеренно перевела разговор в другое, более приятное русло.
— Я рада, что ты в Милане и мы с тобой, наконец, встретились после долгой разлуки, — призналась я. — Я всегда завидовала Карло и Джорджио, ведь они остались с тобой. Если тебе удастся убедить мастера, что я хороший помощник, мы могли бы работать вместе.
— Не беспокойся, дитя мое, — ответил отец с кроткой улыбкой. — Я уже сказал синьору Леонардо, что согласен помогать ему при условии, что ты будешь работать бок о бок со мной.
Далее мы принялись обсуждать другие вещи. Скажу честно, новые темы были мне не слишком интересны. Все затмевала радость встречи с отцом.
— Синьор Леонардо, по всей видимости, уже заждался нас, — наконец произнес он. — Пора возвращаться в мастерскую. Мы поговорим с тобой позже. Кроме того, мне не терпится увидеть, где ты живешь и работаешь. Ведь у мастера, кроме тебя, наверно, есть два-три других ученика, верно?
— Нас почти два десятка, отец, — с гордостью сообщила я. — Со многими я подружилась. Это Константин, старший ученик, Паоло, Давид, Томмазо и…
— Так ты живешь под одной крышей с таким количеством юношей?! — отец с тревогой посмотрел на меня. — Я и не подозревал! Это неподобающе, даже если они и считают тебя мальчиком! Я не могу этого допустить! Я должен непременно поговорить с синьором Леонардо!..
Я огляделась по сторонам. Хотелось надеяться, что восклицания отца не привлекли внимания окружающих. К счастью, на кухне находился лишь мальчишка-кухаренок, который был больше озабочен тем, чтобы тайком утащить с тарелок вкусненькие объедки, которые счищал и сваливал в кучу, нежели вслушиваться в наши разговоры.
— Клянусь тебе, отец, в этом нет ничего неприличного. У каждого из нас своя койка, которая задвинута в альков, так что получается, как будто у каждого отдельная опочивальня. И я всегда блюду скромность и целомудрие… да и их тоже. До сих пор никто не усомнился в моей принадлежности к мужскому полу. Но если ты скажешь мастеру и вызовешь в нем сомнения, то сделаешь для меня лишь хуже.
Я замолчала, в отчаянии наблюдая за внутренней борьбой, которая читалась на добром лице отца. Художник, коим он был, понимал мою мечту стать когда-нибудь последователем великого Леонардо. Но как отец был в ужасе при мысли о том, что его дочь живет одна в окружении пары десятков мужчин, не имея рядом ни одного родственника, способного защитить ее целомудрие. И хотя отец всегда утверждал, что из них двоих упрямица — это моя матушка, я знала: в решимости отстаивать свои убеждения отец ни в чем не уступает матери.
Наконец, к моему великому облегчению, отец кивнул головой.
— Хорошо, Дельфина… то есть Дино, ведь я так должен тебя теперь называть. Я сохраняю за собой мое решение, просто я откладываю его реализацию на время. Раз ты уверяешь меня, что твои товарищи обращаются с тобой, как с себе подобным, я даю согласие. Ты временно можешь продолжать свой маскарад.
— Тогда пойдем знакомиться с ними, — улыбнулась я. — Да и мастер, наверно, давно нас ждет.
Когда мы вернулись в главную мастерскую, то увидели, что Леонардо действительно нас ждет. Что касается других учеников, к этому времени часть их уже вернулась из города. Сгрудившись вокруг учителя, они наперебой рассказывали о том, где были и чем занимались. Вернулся и Витторио вместе с проказником Пио, крайне довольный собой. На основании чего я предположила, что Новелла каким-то образом проявила к нему благосклонность. Пока юноши смеялись и болтали, Леонардо слушал их с присущей ему доброжелательной заинтересованностью, время от времени побуждая наиболее застенчивых смелее выражать свои мысли. Мы с отцом какое-то время наблюдали за этой картиной и, наконец, мастер заметил наше присутствие.
