Когда родительские талеры были на исходе, Иоганну сквозь извечную петербургскую непогоду улыбнулась госпожа Удача. Земляки по протекции устроили его на полный пансион к одному богатому русскому вельможе, у которого было пятеро детей и роскошный особняк в Ораниенбауме. В обязанности Иоганна входило обучение двоих дочерей и троих сыновей вельможи математике, немецкому языку и этикету. Трудность состояла в том, что наш прадед сам нуждался в обучении. Русский язык он знал плохо, но постоянное общение с вельможными дочерьми, Анной и Марией, которые вошли в возраст Венеры и не чаяли души в белокуром немецком юноше, помогло ему освоить труднопроизносимые обороты русской речи и значительно пополнить словарный запас. Уже через месяц Иоганн беззаботно болтал с барышнями и только по лёгкому акценту и правильности построения фраз можно было опознать в нём иностранца.
Окажись на его месте кто-либо другой, то непременно постарался бы составить партию одной из дочерей русского вельможи и тем самым обеспечил бы себе безбедную жизнь. Но наш прадед был человеком строгих правил, к тому же он был честолюбив и всего хотел добиться сам. Как ни плакали Анна и Мария ночами в девичьи подушки, сколько бы ни посылали «дорогому Иоганнчику» надушенных розовых конвертов с любовными признаниями, стрела Амура так и не коснулась груди немецкого юноши.
Предчувствуя, что безрассудное поведение влюблённых девушек может бросить тень на его незапятнанную репутацию, Иоганн сам пришёл к благородному отцу и в самых учтивых выражениях объяснил, почему вынужден покинуть его гостеприимный дом.
Вельможа был безутешен. За два года он полюбил юношу, как сына, и готов был выдать за него любую из дочерей, но бедность жениха и отсутствие дворянского звания мешали исполнению родительского желания. В благодарность вельможа помог Иоганну получить доходное место в Петербурге, после чего благородный юноша навсегда покинул Ораниенбаум.
В течение трёх лет Иоганн каждое утро прилежно ходил на службу, а после трёх часов пополудни, отобедав в трактире, шёл к себе на скромную квартирку, которую снимал в доходном доме на Васильевском острове. Вечерами Иоганн много читал, что-то вычислял, и когда стеариновая свеча сгорала до половины, лист бумаги покрывался цифрами, понятными только ему. Любимым времяпрепровождением юноши, как ни странно, было чтение «Биржевых ведомостей». Иоганн с упоением следил за курсом цен на пшеницу, чугун, уголь и мачтовый лес. Для себя он делал биржевые прогнозы и очень радовался, когда они сбывались.
Бережливость и скромность в желаниях позволили ему за три года скопить приличную сумму. Иоганн никогда не играл на бирже, хотя искушение сорвать приличный куш было очень велико. В отличие от других иноземцев, приехавших в Россию «на ловлю званий и чинов», наш предок уже в свои младые годы считал Россию второй родиной и твёрдо намеревался пустить здесь корни. Природное чутьё коммерсанта и острый ум подсказывали ему, что Россия – то самое место, где сбываются самые невероятные мечты. За покосившимися заборами и облитыми помоями сугробами Иоганн видел большие коммерческие перспективы. Страна Нереализованных Возможностей завораживала Иоганна своим размахом и одновременно пугала безалаберностью.
За время пребывания в России Иоганн полюбил русских людей: добрых, немного ленивых, и во многом простодушных, но он никогда не понимал их бесшабашного отношение к жизни. Русская душа была нараспашку и жила одним днём. Немецкий практицизм Иоганна не мог принять русскую разухабистость. Для русских людей неважно было, чем заниматься: и в войну, и в любовь они бросались очертя голову, зачастую не думая о завтрашнем дне.
Иоганн знал, что каждый наступивший день даёт ему ещё один шанс: шанс стать богатым, поэтому юноша был очень осмотрительным и не позволял себе транжирить время, а значит и деньги, попусту.
Однако, живя в России, нельзя оставаться долго «застёгнутым на все пуговицы». Вдыхая промозглый петербургский воздух, Иоганн не заметил, как стал пропитываться русским духом. Однажды он с удивлением отметил, что «Биржевые ведомости» не манят его, как прежде, и оставаться вечером одному в маленькой квартирке ему невыносимо скучно. Душа просила праздника. Друзья давно уговаривали его поехать вместе с ними к графине N.
Дом графини находился на Мойке, недалеко от дома, в котором квартировал знаменитый литератор и издатель журнала Пушкин. Графиня была богата и, несмотря на преклонный возраст, была большая охотница до балов и маскарадов, на которые щедро тратила каждую зиму целое состояние. По четвергам у графини играли в вист. Собиралась почтенная публика, среди которой было много молодёжи. Светские львицы с удовольствием привозили к графине заневестившихся дочерей, где устраивались негласные смотрины.
Наш прадед не чурался модных веяний ни в искусстве, ни в одежде, поэтому для особо торжественных случаев у него был приготовлен чёрный фрак и тёмно-серый костюм, пошитый на англицкий манер. Прадед никогда не покупал одежду в магазине готового платья. В юные годы он заказывал сюртуки и костюмы у старого еврея Моисея Ароновича Фишмана, проживавшего в подвале дома на Старо-Невском. Моисей Аронович был из числа тех портных, которые в каждую изготовленную им вещь – будь то сюртук, жилетка или пиджачная пара, вкладывал частичку своей еврейской души. Пошитые им вещи носились долго и с удовольствием.
Фишман любил поговорить с клиентами о бренности бытия и горьком еврейском счастье. Когда Иоганн примерял перед старым замутнённым зеркалом готовый фрак, Фишман, критически оглядев творение рук своих, задумчиво произнёс:
– Если молодой человек спросит старого Моисея, что за лапсердак он пошил ему прошлой ночью, так я отвечу. Чует моя душа, шо я сшил Вам не просто фрак. В нём Вы войдёте в высший свет, да там и останетесь. Не верите мне? Так спросите у моей Цили, и если я соврал, чтоб мне до конца дней своих работать по субботам! Так и я хочу у Вас спросить: оно Вам надо? – и Моисей воздел руки к небу.
– Вы пророчите мне успех в высшем свете? – спросил Иоганн, критически разглядывая себя в зеркале.
– Увы, молодой человек! И успех, и богатство, но быть богатым – это не есть хорошо. Богатство – это суета и большие хлопоты, уж поверьте старому еврею, кормящемуся от трудов своих! Богатые забывают о душе и перестают ходить в синагогу, – грустно произнёс портной, принимая от клиента кредитки.
В тот судьбоносный февральский вечер Иоганн надел фрак и вместе с шумной компанией друзьями поехал к графине N. Он был представлен графине, которая придирчиво оглядела белокурого молодого красавца, одетого по последней моде, и милостиво допустила к руке.
Надо сказать, что каждый, кто посещал этот гостеприимный дом, знал об одной маленькой тайне. Раз в четыре года, 29 февраля, ровно за два часа до полуночи, в салоне у графини появлялась таинственная молодая дама. Вероятно, она была красива, но никто не видал её лица, так как незнакомка никогда не снимала шляпку с вуалью. Незнакомку всегда сопровождали двое молодых молчаливых мужчин, одетых в штатское платье, под которым угадывалась военная выправка. Она присаживалась за карточный столик и до полуночи играла в вист, легко проигрывая значительные суммы. Казалось, выигрыш её не интересовал, но независимо от результата игры, как только позолоченные часы на камине начинали мелодично наигрывать «Песнь пастушка», и в Петербурге наступала полночь, незнакомка бросала карты, и, ни с кем не прощаясь, покидала салон.
