Глава 14
Возвращение из беспамятства было болезненным: тяжело дышать, и при каждом вздохе боль пронзала грудную клетку. Голова стала пустой и звонкой, как у фарфорового китайского болванчика, остального тела я не чувствовал. Какое-то время я молча созерцал белый потолок, пытаясь вспомнить, где я и как сюда попал. Из глубины сознания, из гулкой пустоты неожиданно выплыл третий вопрос: кто я?
Ни на один из трёх вопросов я ответить не мог. Двигаться тоже не мог, да это было бы и затруднительно, так как забинтован я был основательно, и сильно напоминал египетскую мумию.
– Мумия возвращается! – сказал я вслух, но из горла вырвался только слабый хрип. – Я ещё не умер! Я жив! Эй, кто-нибудь…! – продолжал кричать я, но из горла вырывался только свистящий хрип. Скосив глаза вправо, я увидел на соседней металлической кровати голого мужика, у которого отсутствовала часть черепной коробки, и весь он был опутан какими-то трубками, по которым пульсировали бесцветная и красная жидкости. Иногда серая масса, вылезавшая у него из головы, подрагивала, и тогда по всему телу бедняги пробегала судорога.
С трудом повернув голову влево, я увидел чью-то спину в белом халате. Присмотревшись, я понял, что это врач, который отсоединял от голого смуглокожего молодого мужчины какие-то трубки и датчики.
– Всё, цыганёнок, отгулял ты своё! Больше не будешь машины угонять, – сказал врач и, вздохнув, с головой накрыл парня простынёй. – Полежи пока здесь, скоро мы тебя заберём, – сказал врач напоследок покойнику и вышел из палаты.
«Значит я в больнице, в реанимации», – посетила меня первая результативная мысль. – А как я сюда попал? Что со мной? Не помню! Ничегошеньки не помню! Оказывается, тяжело, когда у тебя нет прошлого, даже больно.
От безысходности я завыл. В это время в палату вошли два дюжих санитара.
– Этот, что ли? – спросил молодой санитар, указывая на меня.
– Нет, не этот. Этот пока живой, слышь, как свистит, значит, дышит, – пояснил красноносый пожилой медбрат с трясущимися руками.
– Ты смотри, он вроде как глаза открыл. Надо Валерию Ивановичу сказать, – предложил молодой, пристально вглядываясь мне в лицо.
– Ладно, потом скажем, – легко согласился пожилой. – Вот наш клиент, покатили! – и они вдвоём выкатили тележку с покойником из палаты.
Я почувствовал, что смертельно устал и закрыл глаза. Незаметно для себя уснул. Во сне ко мне пришла молодая женщина. Глаза её были полны сострадания, а в руках почему-то была гитара. Она глядела на меня и молча гладила мою руку.
– Всё обойдётся! – сказала она напоследок и ушла в белёсый туман. В этот момент я почувствовал прикосновение к лицу прохладных пальцев и открыл глаза. Надо мной склонился мужчина в очках и белой шапочке.
– Вот и молодец, что ожил, – сказал мне врач, как старому знакомому и пощёлкал перед лицом пальцами. – Сюда посмотрим, а теперь сюда. Молодец! Можете назвать своё имя? Нет? Ну, не страшно. Со временем вспомните, всё вспомните. Амнезия, как следствие контузии, явление довольно частое. Главное, что Вы вышли из комы, теперь выздоровление пойдёт быстрее, – и он ободряюще похлопал меня по руке. – Сегодня ночь мы ещё понаблюдаем Вас в реанимации, а завтра, если будет всё в порядке, переведём в палату интенсивной терапии, а сейчас спите. Сон – это то, что Вам сейчас нужно.
«Видимо, это и есть Валерий Иванович, о котором говорил санитар», – решил я и вновь покосился на опутанного трубками соседа справа. Словно почувствовав мой взгляд, он дёрнулся, и жидкости по трубкам заструились быстрее.
Ночь я провёл в тревожном ожидании. Мне казалось, что если я засну, то пьяные санитары решат, что я умер, и отправят меня в морг.
– Не хочу в морг! Я ещё живой, – шептал я, погружаясь в липкий тревожный сон. Утром я проснулся оттого, что почувствовал какое-то движение. Открыв глаза, я понял, что двое вчерашних медбратьев меня куда-то везут на кровати-каталке.
– Не хочу в морг! – закричал я.
– Чего он там сипит? – спросил пожилой санитар.
– Жить хочет, – пояснил напарник.
– А-а, ну, это понятно. Жизнь – она, конечно, штука подлая, но интересная, – философски рассудил санитар. – Пусть живёт! Мы не против!
Вопреки моему ожиданию, меня привезли не в морг, а в уютную одноместную палату, где был даже переносной телевизор. Появилась медсестра, которая привычным движением вогнала мне в вену иголку и подключила к капельнице, потом включила телевизор.
– Валерий Иванович рекомендовал Вам смотреть телевизор, – пояснила она. – Может что-то вызовет у вас знакомые ассоциации, это поможет вернуть память.
По телевизору транслировались теледебаты, где кучка политиканов рьяно дискутировала о коррупции. Глядя на продувные физиономии, я никак не мог понять кто они: члены одного из многочисленных комитетов по борьбе с коррупцией или почётные и полномочные представители её Величества Взятки. Никаких знакомых ассоциаций они у меня не вызвали.
«Значит, я не представитель высших эшелонов власти, и не коррупционер», – облегчённо подумал я и задремал.
Разбудили меня ритмичные звуки музыки. На экране молодая певица с мужским именем и порочным взглядом, хорошо поставленным голосом пела банальную песенку о любви. Ничего, кроме сексуального желания, этот образ у меня не вызвал.
– Видимо, я не продюсер, не композитор, не «голубой» и вообще очень далёк от шоу-бизнеса, – здраво рассудил и снова впал в дрёму. Проснулся я, когда на сцену вышла высокая стройная женщина с гитарой в длинном концертном платье, щедро усыпанном блёстками.
– А сейчас Варвара Звездогляд исполнит старинный русский романс! – объявил конферансье, и певица уверенно взяла на гитаре первые аккорды. В этот момент у меня в голове что-то провернулось, как будто пелена спала с глаз, и я увидел на сцене Евдокию Грач.
– Дунька! – зачаровано прошептал я, глядя на Грач, которая почему-то назвалась чужим, но звучным именем. – Дуня, миленькая, как же так? Неужели ты меня бросила? – шептал я, и слёзы сами потекли у меня по щекам. В это время в палату вошёл мой лечащий врач.
– Я вижу, что Вы что-то вспомнили! – не то спросил, не то сделал для себя окончательный вывод эскулап. – Вы плачете? Не стесняйтесь, это реакция организма на стресс. Я уже побаивался, что у Вас могут быть проблемы с памятью. Знаете ли, Казимир Радомирович, человеческий мозг – вещь чрезвычайно тонкая и сложная, до конца не изученная. Так что могли быть любые последствия. Года два назад был у меня пациент с черепно-мозговой травмой, так он впоследствии стал страдать раздвоением личности! Редчайший случай! – с непонятным для меня восхищением воскликнул медик и радостно потёр руки. Случайно взглянув на экран телевизора, мой собеседник издал возглас неподдельного удивления.
– Посмотрите, это ведь она! – ткнул пальцем в экран врач.
– Кто она? – с затаённым интересом переспросил я.
