– Ваша знакомая. Когда Вы лежали в коме, она принесла в больницу чемодан с вашими вещами и документами.
– Доктор, я долго был в коме?
– Не очень. В моей практике были случаи, когда пациенты…
– Валерий Иванович, сколько?
– Немногим более месяца.
Я бессильно откинулся на подушку и закрыл глаза.
– Вы устали? На сегодня достаточно впечатлений. Отдыхайте! – сказал Валерий Иванович и, уходя из палаты, выключил телевизор, в результате чего я не дослушал романс о гроздьях акации, которые ночь напролёт всех сводили с ума.
Я лежал на больничной койке с закрытыми глазами и прислушивался к внутренним ощущениям: грудь при вздохе очень болела, зато мой «головной компьютер» вышел на полный режим. Я вспомнил всё! Или почти всё. Доктор назвал меня Казимиром Радомировичем, но это не моё имя. Это моя «легенда»: Кондратьев Казимир Радомирович, 1978 года рождения, уроженец города Кишинёв, разведён, образование высшее техническое, химик-металлург, военнообязанный, служил в танковых войсках, войсковая часть… Войсковая часть…? Не помню! Ладно, сейчас это несущественно.
Значит, я провалялся в коме больше месяца. За это время многое могло произойти. Я практически выпал из операции Центра. За месяц моей оперативной деятельности в Казань-граде я не продвинулся ни на шаг. Я потратил массу времени и средств, а доложить в Центр нечего. Хорош! Кстати о средствах, интересно: остались у меня хоть какие-то деньги, или мне ещё долго придётся симулировать, чтобы остаться на больничном питании?
Дверь раскрылась и в палату вошла медсестра со шприцом в руке.
– Сестрица, а где мои вещи?
– Вещи? Вещи на складе, где же им быть!
– А документы?
– И документы там же. Да Вы не беспокойтесь и паспорт, и военный билет, и даже сберкнижка, всё на месте.
– Сберкнижка? Я не помню. Сестра, у меня частичная потеря памяти, мне бы хотелось посмотреть документы. Это поможет окончательно восстановить мне память.
– Если Валерий Иванович разрешит, то принесу.
– Сестрица, уговорите Валерия Ивановича, мне очень надо!
– Хорошо спрошу, а теперь повернитесь на живот и спустите штаны.
– Не могу.
– Чего не могу?
– Повернуться не могу.
– Господи! Я же забыла: тебя ведь всего спеленали. Ладно, давай руку.
Сделав укол, сестра не спеша, удалилась из палаты, плавно покачивая крутыми бёдрами. Вечером, после ужина, она передала мне пластиковый пакет, в котором я обнаружил паспорт, военный билет, сберегательную книжку и большую открытку с изображением лягушки в клюве цапли. Под рисунком красовалась оптимистическая надпись «Никогда не сдавайся!», а рядом росчерк пера, видимо принадлежавший Евдокии. Но что особенно меня обрадовало, так это то, что на счету сберкнижки было пятьдесят пять тысяч рублей. Приглядевшись внимательней, я обнаружил, что пятьдесят тысяч были положены на счёт в то время, когда я пребывал в коме. Никто, кроме Евдокии, не смог бы этого сделать. Не знаю, какими побуждениями она руководствовалась, но сумма в пятьдесят тысяч рублей была эквивалентна выплаченному мною ей гонорару.
– Да хранит тебя Провидение, госпожа Звездогляд! – прошептал я. – Хотя мне больше нравилось, когда ты была Евдокией Грач.
Была середина октября, когда с меня сняли бинты, оставив тугую повязку на рёбрах. Грудь при каждом вздохе ещё отдавала саднящей болью. В один из дней я поймал себя на мысли, что мне абсолютно не хочется курить.
– Нет худа без добра! – сказал я себе, почувствовав подкатившую к горлу тошноту от витавшего в больничном фойе запаха табачного дыма.
Я постепенно стал выбираться из палаты на больничный простор. Когда была ясная погода, я, закутавшись в тёплый фланелевый халат, с удовольствием проводил время на скамейке в больничном саду. Но ясные погожие деньки сменились холодными затяжными дождями, и я тоскливо бродил по больничным коридорам.
В отделении кардиологии я заметил старичка, который вдумчиво читал свежую прессу, и при этом делал какие-то пометки у себя в блокноте. Старичок походил на научного работника, лет десять как вышедшего на заслуженный отдых.
Присмотревшись, я понял, что старик не просто убивал свободное пенсионное время, он работал. Да, да именно работал. Оперативное чутьё и опыт работы в «полевых условиях», подсказали мне, что на старичка следует обратить особое внимание.
– Ну, что отец, какой кроссворд разгадываем? – бесцеремонно спросил я, опускаясь рядом с ним в расшатанное кресло. Старичок посмотрел на меня из-под очков выцветшими от времени блёкло-голубыми глазами и усмехнулся:
– Что-то мне подсказывает, что Вы, молодой человек не являетесь любителем кроссвордов. Вы мимо меня уже третий день бродите, видимо, не знаете, чем заняться.
– Что, правда, то правда, – легко согласился я, мимоходом отметив про себя, как непринуждённо завязывается наша беседа. Значит, старик легко идёт на контакт, по всему видно, что он коммуникабелен. Судя по речевым оборотам, имеет высшее образование, возможно, не одно, обладает широким кругозором, и как следствие, способностью к быстрому анализу ситуации. С таким играть в «поддавки» не стоит, желательно говорить правду или хотя бы то, что сильно напоминает правду.
– Вы меня не опасайтесь, я не из психоневрологического, я из «травмы», попал, знаете ли, в нужное место, но в ненужное время. Кондратьев Казимир Радомирович, химик-технолог, – представился я, слегка приподнявшись из кресла.
– Терентьев Спиридон Маркович, доцент Казань-градского университета, когда-то преподавал историю и психологию. Теперь коротаю время на пенсии, периодически посещая этот Дом Страданий. Как Вы, наверное, догадались, у меня больное сердце. К несчастью, старческий маразм ещё не коснулся меня, и мозг требует ежедневной порции свежей информации, поэтому я каждодневно перечитываю всю имеющуюся в моём распоряжении прессу, сопоставляю и анализирую факты. Признаться, мне это нравится. Когда обладаешь определённой суммой знаний и можешь ими легко оперировать, чувствуешь себя если не Нострадамусом, то опытным аналитиком, способным предсказать не только завтрашний день, но и заглянуть далеко в будущее.
– И как далеко простираются Ваши способности?
– С определённой долей вероятности я могу легко предсказать, или, если хотите, вычислить вероятные события в течение года. Можно и дальше, но чем дальше я заглядываю в будущее, тем значительней становится погрешность. Многое зависит от исходных данных, то есть от того, каким первоначальным объёмом информации я буду оперировать.
– Вы можете предсказать, что ждёт меня впереди? – заинтересовался я.
– Могу!
– И что же?
– Вы поправитесь, – серьёзно произнёс Спиридон Маркович, глядя на меня сквозь линзы старомодных очков. Я расхохотался. Старик, ко всему прочему, обладал хорошим чувством юмора. – Вы поправитесь, – повторил Терентьев, – А я нет!
