– Привет тебе от Сайски, друг.
– Стойте, – поспешно зашептал лейтенант. – Я дам вам денег. Сколько вы хотите? Тридцать тысяч? Сорок?
– Не пойдёт. Ты обманул мистера Сайски. А мистер Сайски очень не любит, когда его обманывают.
Человек достал из кармана бритву и резким движением чиркнул ей по горлу полицейского. Брызнула кровь, убийца отшатнулся, чертыхнувшись.
– Аккуратнее, Джонни, – тихо сказал второй, с укоризной глядя на капли крови, упавшие на его рукав.
Он нагнулся к хрипящему врачу, дёрнул того за волосы и перерезал ножом глотку. Затем вытер нож о его одежду и положил обратно в карман.
– Линяем.
Они вышли в коридор. Там прохаживалось несколько больных. Некоторые сидели на стульях, глядя в окно, другие курили возле форточки. Визитёры быстро направились к лестнице. Вдруг один из больных издал сдавленный крик. Гости остановились, бросили на него взгляд.
– Тедди? И ты здесь? Сколько лет – сколько зим.
– Не подходите ко мне, – забормотал больной. – Я подниму на ноги весь госпиталь.
– Ну зачем же так! Мы ведь с тобой старые друзья, не так ли?
– Не подходите… Сестра!
Посетители не стали ждать. Кинувшись на больного, они опрокинули его на пол и несколько раз пропороли горло. Свидетели расправы, коих оказалось человек шесть, шарахнулись в разные стороны.
– Прощай, Тедди. Передай на том свете привет от Сайски.
Преследуемые диким верещанием медсестры, убийцы метнулись к лестнице. Они скатились вниз, выбежали на улицу, вскочили в поджидавшую одноколку и умчались прочь.
Спустя ещё день в Нью-Йорк прибыл Стекль. Он был мрачен и зол. Доклад Катакази о последних событиях, с которым тот явился к нему в Вашингтон, вызвал у посла настоящую ярость. Очень мало вещей могло вывести из равновесия невозмутимого немца. Но сейчас он был вне себя. Причиной такой ярости было то, что его обвели вокруг пальца. Причём, обвели те, кого он привык считать своими если не друзьями, то хорошими знакомыми: Твид, Вуд и прочие обитатели Таммани-Холла.
– Благодарю вас, Константин Гаврилович, – глухим голосом сказал барон, выслушав доклад Катакази. – Вы хорошо поработали.
– Как нам быть с Костенко? – спросил резидент.
– Никак. Я напишу отчёт его сиятельству, а уж он пусть решает, отзывать ему своего человека или нет.
И вот теперь Стекль приехал в Нью-Йорк, чтобы лично высказать Вуду своё возмущение. Он не сомневался, что бывший мэр в курсе всех афер своего «сахема», а потому, не надеясь на встречу с Твидом, он собирался отчитать его подручного.
– Господин посол? Какая неожиданность! Чем обязаны? – сказал Вуд, когда лакей сообщил ему о приезде Стекля.
– Не валяйте дурака, Вуд. Вы прекрасно знаете, зачем я приехал, – недружелюбно ответил барон.
Вуд почесал под глазом.
– Признаться, не очень. Надеюсь, вы просветите меня.
Стекль без приглашения прошёл в комнату, брякнулся в кресло и закурил сигару.
– Ваши люди выкрали нашего дипломата. Да-да, Вуд, не отпирайтесь. Думаете, мне неизвестно, кем был Моравский?
– Мне кажется, вас неправильно информировали, – мягко ответил бывший мэр, тоже устраиваясь в кресле.
– А мне так не кажется. Более того, если кто-то и информировал меня неправильно, так это вы. Да, вы! Поляки – ваша зона ответственности, и вы просто обязаны были оповестить меня об их самодеятельности. Но вы этого не сделали. Почему? Потому что вели собственную игру. Разве мы не договаривались, что не будем ставить друг другу палки в колёса? Разве не обещали хранить взаимные интересы? Я свято чту данное слово и нигде – вы слышите? – нигде не дал вам почувствовать, что держу камень за пазухой. Забавно, я даже выдал вам свою агентурную сеть на Юге, лишь бы вы были покойны на мой счёт. И что получаю взамен? Интриги, коварство, наушничество…
– Какие громкие слова! – усмехнулся Вуд. – Прямо Шекспир!
– Бросьте паясничать! – махнул рукой барон. – Лучше скажите, не держите ли вы про запас ещё что-нибудь? Может, втихомолку снаряжаете капёрский флот? Хорошо же я буду выглядеть в глазах министра.
– Послушайте, барон, – стальным голосом прервал его бывший мэр. – Я не позволю вам говорить со мной в таком тоне. Я вам не мальчишка, а здесь не Россия. Вы что же, изволите удивляться, что мы что-то утаили от вас? Простите, но это наша страна, и мы вовсе не обязаны отчитываться перед вами за свои действия. Мы и так позволили вам слишком многое…
– Не без выгоды для себя, – саркастически вставил посол.
– Возможно. Но и вы неплохо заработали на нашем покровительстве. Мы квиты. А если вас не устраивает наше сотрудничество, мы можем его прервать.
– Какой вы смелый! Не боитесь, что я выдам ваши тайны республиканцам?
– Какие тайны? – издевательски усмехнулся Вуд.
– Например, то, что ваш «сахем» дал взятку офицеру полиции. Или то, что он приказал убить Моравского. Кстати, вы слыхали: вчера в больнице прирезали Нисона. Это – тот следователь, который вёл дело о похищении нашего дипломата. Там же был убит и некий Грохоля – ваш человек, не так ли? Любопытная череда совпадений. В преддверии выборов она особенно впечатляет.
– Вы этого не сделаете. Тогда наружу выплывут и ваши махинации.
– Какие, например?
Вуд тонко улыбнулся и ничего не ответил. Стекля передёрнуло от этой улыбки.
– Вы что же, объявляете мне войну?
– Вовсе нет. Но если вы бросите нам вызов, мы ответим жестоко и бескомпромиссно.
Барон поднялся.
– Полагаю, на этом мы можем закончить нашу беседу.
Вуд тоже встал, легонько поклонился. Посол развернулся и вышел.
Война началась. Катакази по поручению Стекля передал всё, что знал про убийство Моравского, в штаб Республиканской партии. Журналисты, находившиеся на содержании у мэра Опдайка, быстро состряпали интервью с Костенко и Гаррисоном (не называя, впрочем, их фамилий), которое так ошеломило американскую публику, что чаша весов на грядущих выборах губернатора штата явно начала клониться в сторону врагов Таммани-Холла. И хотя безусловных доказательств тайной деятельности Твида так и не было предъявлено, общественное мнение вынесло свой приговор.
Однако демократы тоже не сидели сложа руки. На митингах, которые собирали сторонники губернатора Сеймура, начали освистывать русских моряков. Газеты вроде «Нью-Йорк Геральд» и «Нью-Йорк Таймс» принялись яростно поливать грязью эскадру Лесовского, прославляя героизм польских повстанцев. Были организованны кассы помощи «страдающей Польше». И пусть львиная доля сумм, поступавших туда, осела в карманах Твида, это ни в коей мере не поколебало его репутации как защитника прав угнетённых народов Российской империи.
