«Бред, — подумал Ранхель, — бессмысленная писанина. В отчет это не поместишь. Чем он тут вообще занимался?»
К счастью, была вторая колонка, где автор, пренебрегая поэзией, просто фиксировал происходящее на посту и около — например, появление подозрительных машин: «Вторник, 30 марта 23.00. Белый «фольксваген-бразилия», номер XEX 726, предположительно контрабанда электроприборов». «Среда, 31-го, 14 часов. Желтый «Рено-R12» номер XEX 153. Направляется в Мадеру».
Последняя запись была сделана во вторник на прошлой неделе — в тот день они нашли девочку. Ранхель не без страха прочел: «Вторник, 18-го, 11.30. Снова этот черный фургон». Он заглянул в предыдущие записи. Так и есть: черный фургон проезжал мимо 15 января и 17 февраля. «Номер настоящий», — написал Калатрава. Подумав немного, Ранхель понял, что пазл наконец складывается: странное месторасположение тел, зловещие совпадения, смерть Колдуна. А также белая шерсть, охотничий нож, черный фургон, проезжавший здесь в дни убийств. Колдун догадался, что это преступник, и его застрелили. Проще и не бывает. Ранхель закрыл дневник.
— Эй, ты готов? — спросил Вонг. — Запираем здесь все и поехали.
Проезжая по Авениде дель Пуэрто, Ранхель захотел остановиться у школы номер пять. За последние месяцы здесь надстроили два этажа и сделали ультрамодный ремонт, со всеми атрибутами семидесятых. Он съехал на обочину против директорского дома и остановился будто нехотя. И впрямь — он слышал, как дядин голос твердит ему: «Тормози, Винсенте, тормози. Подумай своей головой, что будет, если ты сунешься прямо к школе. Траволта сожрет тебя с потрохами, если узнает, что ты задумал. Чему я тебя учил? Терпение, племянник, главное терпение. Притворись, будто у тебя и в мыслях ничего такого нет. Ты что, хочешь выйти из машины, придурок? Ты уверен, что мы родня? Наверное, тебя усыновили».
«Но раз уже здесь, не сидеть же в машине? — сказал себе Ранхель и вышел.
Он вышел и постучал в дверь. В окне мелькнуло женское лицо, и за дверью спросили:
— Кто там?
— Полиция, сеньора. Вы нас вызывали.
— Сеньор Винсенте Ранхель?
— Да, — ответил он, удивляясь, что его здесь знают.
Дверь открыла хрупкая красивая женщина лет тридцати. У нее были стриженые черные волосы и изящнейший из всех виденных им носов. Когда пришел Ранхель, она пила чай с липовыми цветами, сидя в кресле в гостиной. На столе лежал раскрытый «Эль Эйемплар» с ее коротким интервью: «Мать похищенной девочки все еще надеется, что ее дочь жива и ее похитили ради выкупа». А между тем прошло три месяца и от дочки ни слуху ни духу.
В окно гостиной было видно, как возле школы беззаботно резвятся другие дети. Мальчики играют в футбол, девочки прыгают через скакалку.
— Мой муж — директор школы, — сказала она, — и я прошу вас ничего ему не говорить о нашей беседе. Он рассердился, узнав, что газеты напечатали мое интервью.
— По моему мнению, это было весьма неосмотрительно.
— А что я могла сделать? Офицер, который вел расследование, ни о чем меня не предупредил.
— Кто это был?
— Сеньор Хоакин Табоада.
Ранхель припомнил, как толстяка потом пропесочили на собрании. До чего этот жирдяй все-таки наглый и безответственный!
— Я вас слушаю, сеньора. Зачем вы меня вызывали?
— Вот, посмотрите.
Она протянула его несколько фотографий, на которых Лусия Эрнандес Кампилло смеялась, хлопала в ладоши, играла с друзьями в свой день рождения. На фотографии в рамке она была в школьной форме — огромные глаза из-под челки и невинная улыбка. Первая ученица в своем первом «А» классе. Она была очень похожа на мать.
— Думаете, она жива?
Ранхель знал, что если похищенного ребенка не удается отыскать в первые семьдесят два часа, то далее вероятность найти его живым стремительно уменьшается. Но ему не хватило духу сказать ей об этом.
— А не может она из озорства прятаться у каких-нибудь знакомых или друзей?
— Это невозможно. Лусия очень послушная девочка. Кроме того, ей только семь лет, она во многом от меня зависит.
— Вы проверили все больницы? В Паракуане, в Тампико, в Сьюидад-Мадере? — Видя, что она кивает, он добавил: — А морги?
— Да, мы с мужем побывали всюду. Я даже ходила взглянуть на ту, другую девочку, думая, что это может быть Лусия… То, что с ней сделали, совершенно ужасно.
Было очевидно, что она недоговаривает, но Ранхель не решался давить на нее, боясь, что в таком случае уйдет с пустыми руками.
— Сеньора, — сказал он, — к сожалению, у меня мало времени и много работы. Я должен проводить и другие расследования.
— Я уверена, что ее похитили.
— Вы кого-нибудь подозреваете?
Она кивнула, опустив глаза в чашку. Ее руки заметно дрожали.
— Четыре месяца назад, когда начали перестраивать школу, муж представил меня спонсорам и архитекторам. Они все очень влиятельные люди. Два дня спустя один из них пришел к нам домой, когда муж был на работе, о чем ему было известно. Этот негодяй хотел, чтобы я поехала с ним на ранчо. В возмущении я схватила вон ту тяжелую вазу и велела ему немедленно убираться, а иначе я разобью ему голову этой вазой. — Она судорожно глотнула чаю. — Это не помогло. Он преследовал меня в течение недели. Он приезжал с телохранителями и принимался колотить в дверь. Поскольку я не открывала, он писал мне оскорбительные записки. Это продолжалось, пока я не пригрозила, что расскажу обо всем мужу. Он сказал, что отомстит. И на следующей неделе исчезла наша девочка.
— У вас есть доказательства? Это очень серьезное обвинение.
Она протянула ему исписанный лист бумаги.
— Вот, это его последнее письмо. Все остальные я выбросила.
— Но это ксерокопия.
— Да, но вы прочтите.
Прочитав письмо, Ранхель ощутил страшную сухость в горле, отчего язык прилип к небу. Жуть как захотелось пить.
— Ну и дела, — прохрипел он. — Вы кому-нибудь говорили об этом?
— Сеньору Табоаде. Я давно ему рассказала и отнесла оригинал письма, но он ничего не предпринимает.
— Хоакин Табоада?
Ноги у Ранхеля стали ватными. С такими сложностями в работе ему пока не приходилось сталкиваться. Отныне придется каждый свой шаг и даже каждое слово заранее обдумывать дважды.
«Траволта — конченый негодяй, — думал по дороге Ранхель. — Все-таки я был лучшего о нем мнения». В зеркале необыкновенно ярко и зловеще пылали огни на вышках нефтеперегонного завода.
Когда Ранхель вернулся в офис, доктора Куарона уже не было.
— А где доктор? — спросил он.
— Уехал, — усмехнулся Тревино.
— Что значит «уехал»?
— Совещание закончилось, он и уехал, — сказал Евангелист и добавил: — Мерзавец.
