– Привет, сумасшедшая девчонка. Чудненький у тебя халатик.
– О, черт… – Ксения мучительно краснеет. Целый час она носилась как угорелая по всей квартире, хватая поочередно то ложку, то плошку, то мокрую тряпку, а вот переодеться не догадалась. Так и встретила его в застиранной клетчатой рубахе пятидесятого размера и тапочках на босу ногу. – Извини.
– Ничего, ничего. В этом есть свой особый шарм. – Ник принюхивается с непосредственностью проголодавшегося человека. – Рыба?.. Хорошо, что я взял белое вино. – Он протягивает ей бутылку «Chablis» и пакет зеленого винограда. – Поставь на пятнадцать минут в холодильник. Не виноград. Вино.
Он проходит в квартиру, с любопытством оглядывается по сторонам, и у Ксении начинается паранойя. Шторы не подходят по цвету к обоям… покрывало вообще давно пора пустить на тряпки… о мягкие подлокотники кресла Матильда постоянно точит когти, и кое-где из-под гобеленовой обивки уже показался поролон… Кухня ничуть не лучше. Обычная серо-бежевая керамическая плитка на полу, обычные шкафчики российского производства, обычная, белая с цветочками, посуда. Что скажет или, хуже того, что подумает об этом человек с безупречным художественным вкусом, чья специальность – дизайн интерьера?..
Матильда сопровождает его, всем видом выражая полную боевую готовность. Впитывает незнакомые запахи, а заодно следит, чтобы он чего не натворил. Ник попробовал, присев на корточки, протянуть к ней руку, но она замерла на месте, уставясь на него немигающим взглядом, возмущенно подергивая хвостом, и ему пришлось отступить.
Когда было выпито вино и съедены последние маслины из банки, о которой Ксения вспомнила в последний момент, Ник расслабленно развалился на стуле и позволил себе немного критики:
– Огурчики у тебя с горечью. Шкурку нужно снимать.
– Вот свинья! Мог бы и промолчать.
– Ладно, не сердись. – Он примирительно улыбнулся. – На самом деле я рад, что ты позвонила.
– Я тоже. Я не хотела, думала, как-нибудь справлюсь, но потом поняла, что не могу. Не могу заниматься любовью ни с кем, кроме тебя.
– А твой парень? Он об этом знает?
Ксения покачала головой. Неожиданно к ней вернулась привычка ее детства – покусывать кончик ногтя на указательном пальце.
– Хочешь, чтобы я поговорил с ним?
– Господи, нет!.. Даже не представляю, что он сделает.
– Ну, это проще простого, – усмехнулся Ник. – Для начала, в соответствии с заведенным порядком, даст мне в морду. Потом потребует объяснений от тебя. Тут надо соблюдать известную осторожность, чтобы не допустить дальнейшего рукоприкладства. Правдиво отвечать на вопросы, сохранять спокойствие, смотреть в глаза. Не грубить. Не уходить от темы. Словом, вести себя как человек, привыкший отвечать за свои поступки. При таком положении вещей он, возможно, побесится еще недельку-другую, а потом успокоится и найдет себе новую подружку.
– Ты на его месте именно так бы и поступил?
– Я? Нет.
– Почему же ты думаешь, что он…
– Так поступает большинство.
Ксения собрала посуду, ополоснула виноград, высыпала в вазочку конфеты и вернулась за стол. Сидя на табуретке, вплотную придвинутой к батарее, Матильда наблюдала за ее перемещениями, но стоило Нику заговорить, сразу же перевела на него взгляд своих апельсиновых глаз.
– У тебя очень мило, – сообщил он, отрывая от веточки виноградину.
– Ничего особенного, – пробормотала Ксения. – Стандартная однокомнатная квартира в кирпичной многоэтажке.
– Ты не понимаешь. – Ник улыбнулся уголками рта. – Я живу в роскоши, лишенной души. Дорогие вещи, которые выбирали не по любви, а из соображений моды и престижа. А в этом доме… В этом доме есть хозяйка, – он посмотрел на Матильду, навострившую уши, – и маленькая принцесса, которую следует оберегать. Ты напрасно смеешься! Посмотри на нее. Уверен, если бы я имел глупость явиться сюда с недобрыми намерениями, она бы задала мне жару.
Матильда спрыгнула на пол, горделиво прошлась вокруг ножки стула и уселась на прежнее место. Жмурясь на свет настольной лампы – глазки-щелочки, щеки из-за спины видать, – она напоминала китайского мандарина.
– Я увидела ее на выставке кошек на ВВЦ, – смущенно сказала Ксения. – Вернее, она увидела меня… Я как раз приценивалась к маленькой гаване, заводчик даже посадил ее мне на руки, но тут гавана зашипела, и я поняла, что это не моя девочка. Моя девочка смотрела на меня из соседней клетки, из кучи своих братьев и сестер. Я подошла, поговорила с заводчиком и попросила разрешения посмотреть на нее поближе. Матильда ткнулась мне в руку и сказала: «Мяу, пожалуйста, забери меня отсюда». Через час мы были уже дома – вместе. Правда, первые два дня она просидела под кроватью, но ей же было всего-навсего четыре месяца. Совсем крошка.
Ник смотрел на нее не отрываясь, и его глаза казались уже не синими и не серыми, а черными, как нефть. Слышал ли он хоть слово? Призыв, приказ, мольба – сила этого взгляда была так велика, что Ксения почувствовала себя загипнотизированной.
– Что? – спросила она шепотом.
– Иди ко мне. – Он произнес это почти без звука, но она поняла. – Иди…
* * *
Лежа без сна, глядя в потолок, обнимая по-кошачьи прильнувшую к его плечу черноволосую девушку со стрижкой «под египтянку», Ник старался не думать о том, что ждет его завтра по возвращении домой (домой – в смысле к Илоне), но это настолько предсказуемо, что даже без особых размышлений вырисовывается довольно безрадостная картина.
Устал. Раньше получалось не обращать внимания, а теперь не очень. Учитывая, что она может ворваться в твою комнату в любое время дня и ночи, если ей самой не спится, и устроить тебе внеплановую головомойку, это, в принципе, неудивительно. Заподозрила измену? Наверняка. Стала чаще требовать секса, чуть ли не ежедневно, и соответственно чаще получать отказ. «Опомнись, Илона, я сегодня так наломался на работе, дай передохнуть!..» – «Наломался! Можно подумать, ты там вагоны разгружаешь! Сидишь целыми днями за компьютером. Ну, сгоняешь пару раз на какую-нибудь квартиру или в строительный магазин… Я, между прочим, тоже работаю! И ничего, не жалуюсь». Ну что на это сказать? Все без толку. Как говорит Старый Хэнк, это разговор коровы с лягушкой.
Старый Хэнк – это прозвище со школьной скамьи носил его приятель Георгий Градов. Тот самый, что доверил ему ключи от своей квартиры на улице Вавилова. Они и правда были знакомы тысячу лет, однако их отношения никогда не были панибратскими. Есть люди, которые просто умеют держать дистанцию, и Старый Хэнк был как раз из таких. Строго говоря, прозвище ему совершенно не подходило. Его следовало бы звать Вождь Белое Перо или Большой Гризли – за чисто индейскую невозмутимость и способность в повседневной жизни обходиться буквально десятком слов. «Здорово, Хэнк». – «Здорово». – «Как жизнь?» – «Все круто». – «Как на работе?» – «Ништяк». И все это при том, что Хэнк являлся обладателем диплома какого-то весьма престижного европейского университета, свободно говорил на трех языках, одинаково хорошо писал и маслом, и темперой, и акварелью, выставлялся в лучших салонах Москвы и Петербурга и слыл человеком с большим творческим потенциалом.
