По совету Билала он встретился с человеком, которого все называли Мамут Баба. Этот немолодой мужчина с острой бородкой, тонкими угрюмыми губами, высокими скулами и темными раскосыми глазами без блеска относился к числу людей, от которых, несмотря на их внешнюю заурядность, исходят мощные энергетические токи. Он родился и вырос в Бухаре, бежал от Советов, провел много лет в разных странах Европы и в конце концов обосновался в Лондоне. Он говорил на нескольких языках и помогал узбекам, иранцам, туркам, арабам, китайцам, мексиканцам, португальцам… Впрочем, помогал он только тем, кто приходился ему по душе. Молодые люди, которым не удавалось найти работу, отцы, дочери которых сбежали с любовниками, семьи, раздираемые враждой, владельцы магазинов, не имеющие средств выплатить аренду, – все шли к Мамут Баба.
В комнате было полно мужчин разного возраста. Сидя на ковре, они переговаривались приглушенными голосами. В центре, прислонившись спиной к стене, восседал сам Мамут Баба с узорным коричневым покрывалом на плечах. Его девятилетний сын – тоненький чернобровый мальчик – примостился рядом. Внимание парнишки было полностью поглощено новой электронной игрой, привезенной из Америки, пальцы беспрестанно нажимали на кнопки. Время от времени лицо мальчика освещалось радостью или мрачнело – в зависимости от того, проигрывал он или выигрывал.
– Посмотрите только на него, – с гордостью указал на сына Мамут Баба. – Этот парень куда лучше разбирается в технике, чем я. Если в доме ломается какая-нибудь машина, его мать обращается к нему, а не ко мне.
Все собравшиеся в комнате почтительно слушали, улыбались и кивали.
– Так и должно быть, – продолжал Мамут Баба. – Молодое поколение должно разбираться в новых технических достижениях. Нельзя отставать от времени.
– Но… – начал Эдим и тут же осекся. Слово слетело с его губ непроизвольно, почти как вздох.
Он заметил, как какой-то тощий бородатый юнец метнул в него злобный взгляд, давая понять, что перебивать хозяина непозволительно. Эдим смущенно потупился. Он и знать не знал, что перед ним – Оратор, друг его сына, личность, хорошо здесь известная.
Мамут Баба, как выяснилось, обладал острым слухом. Он огляделся по сторонам, пытаясь определить, кто подал голос.
– Кажется, кто-то хотел что-то сказать? – спросил он. – Я не расслышал.
Чувствуя, что отмолчаться не удастся, Эдим прочистил горло.
– Прошу прощения. Я не хотел вас перебивать.
– Ничего страшного, друг мой, – дружелюбно кивнул Мамут Баба. – Расскажите нам, что вы думаете по этому поводу.
– Ну, видите ли… Прежде я работал на кондитерской фабрике. На конвейере. По этому конвейеру сплошной лентой шло печенье, и мы укладывали его в коробки. – Эдим невольно покосился на Оратора, словно надеясь увидеть на его лице одобрение. Но взгляд молодого человека был неприязненным и жестким. – Такая монотонная работа изо дня в день ужасно отупляла. Я подумал, эти современные игры… Там ведь тоже без конца повторяется одно и то же. Может, это не так уж и полезно для детей.
Взгляд Мамут Баба, устремленный на Эдима, был полон уже не любопытства, а терпения и снисходительности. Когда Эдим смолк, он разразился длинной речью о благотворности научного прогресса. Речь эту Эдим пропустил мимо ушей, как он всегда поступал с отвлеченными рассуждениями. Час спустя, когда все поднялись, чтобы уйти, хозяин пригласил Эдима и еще нескольких человек, в том числе Оратора, остаться на обед.
Впятером они уселись на ковре вокруг низкого стола и стали ждать, когда им подадут еду. Эдим решил, что более подходящего момента поговорить о деле не будет.
– Мне нужны деньги, чтобы поехать в Абу-Даби, – произнес он. – Там я рассчитываю хорошо заработать. Если бы вы дали мне в долг, уверен, я смог бы быстро его выплатить.
– Есть у вас семья? – спросил Мамут Баба, отламывая кусок лепешки.
– Мой сын Искендер позаботится о матери и младших. Он уже взрослый.
При упоминании имени Искендера в глазах Оратора вспыхнул интерес. Вот, значит, какой он, беглый отец, о котором рассказывал молодой боксер. Тут распахнулась дверь и в комнату вошла женщина с уставленным тарелками подносом. На ней было длинное и широкое желтовато-коричневое платье, оставлявшее открытыми лишь кисти рук, темные глаза посверкивали в прорезях чадры. Она разлила по стеклянным пиалам суп из нута, поставила на середину стола блюдо с бараниной и рисом, наполнила стаканы водой и исчезла.
– Твоя жена носит хиджаб? – спросил Мамут Баба.
Эдим растерялся, сердце его екнуло. С тех пор как Искендер сообщил ему, что Пимби встречается с каким-то мужчиной, он знать ничего не желал о своей жене и с подозрением относился к каждому, кто заводил о ней разговор.
– В вашем квартале я увидел больше женщин в платках, чем в Стамбуле, – сказал он. – Признаюсь честно, в моей семье отошли от этого обычая.
Мамут Баба укоризненно покачал головой.
– Если Аллах распорядится так, что ты женишься еще раз, выбирай женщину, которая носит чадру, – изрек он. – Если женщина открывает свое лицо посторонним, это не доводит до добра.
Эдим почувствовал, как к горлу подкатил ком желчи. Он несколько раз судорожно сглотнул. Что это – издевательские намеки или просто пустая болтовня? Неужели слухи о недостойном поведении Пимби разлетелись по всему городу? Молчание становилось все более тяжелым и неловким.
– Мне пора идти. Спасибо за угощение, – бросил Эдим, поднимаясь на ноги.
Не попрощавшись должным образом, он вышел прочь, прежде чем кто-либо успел его остановить. Проходя мимо кухни, он увидел, что жена и сын Мамут Баба обедают за маленьким столиком. Мальчик и во время еды не выпускал из рук игру, пальцы его бегали по кнопкам, глаза светились в предвкушении успеха.
* * *
Прибыв в Абу-Даби в ноябре 1978 года, Эдим устроился рабочим на стройку. Ему предстояло стать участником и свидетелем возведения небоскребов, подобных которым мир еще не видел. В глубине души он испытывал ужас перед этими исполинскими зданиями. В городе, который изменялся и преображался на глазах, он оставался человеком, живущим прошлым и не имеющим никаких перспектив.
Первые недели были самыми тяжелыми. Не только потому, что работать приходилось до седьмого пота. Наиболее мучительным было другое: Эдиму пришлось распрощаться со многими, если не со всеми своими надеждами. Из всех его ожиданий оправдалось лишь одно: в этом городе действительно каждый день палило солнце, жаркое и беспощадное. По вечерам, усталый, покрытый пылью, Эдим возвращался в комнату, где жил с семью другими рабочими. У всех было разное прошлое, но все были такими же неудачниками, как и он сам. Если выдавалось несколько свободных часов, Эдим тратил их на поиски Роксаны: бродил по городу, заглядывая в рестораны, бутики, торговые центры – всюду, где, как он думал, она могла оказаться.
Как-то ночью ему приснилась Пимби с длинными распущенными волосами. Держась за руки, они вошли в узкий коридор, и в конце его Эдим, содрогаясь от ужаса, заметил, что на Пимби расшитые блестками трусики и лифчик, в которых выступала Роксана. Его жена была готова выйти на сцену стрип-клуба и начать танцевать. Он заорал во всю глотку, пытаясь ее остановить, но это не помогло. Тогда он схватил ее в охапку и потащил от сцены прочь. Но женщина, которую он схватил, оказалась Роксаной, лицо ее было искажено от злобы. Проснувшись, Эдим понял, что перебудил своим криком всех соседей.
