– Я должен согласовать это с мистером Хиткоутом, – ответил я, изо всех сил стараясь скрыть ликование. – Вы позволите мне позвонить?
Три минуты спустя мы обрели нового владельца.
В течение месяца Билли Хиткоут освободил кабинет и с чеком в зубах убрался в свой особняк неподалеку от Ипсвича. Никогда прежде не наблюдал я столь стремительной ликвидации дела; Билли, наверное, просто не верилось в свое счастье, и он поспешил унести ноги, пока у него не отняли денежки.
В течение нескольких недель моя собственная судьба находилась под вопросом. Я боялся, что Уайсс зашлет по мою душу финансовых киллеров из Чикаго, но он этого не сделал, и вскоре я был утвержден в должности управляющего и вселился в бывший офис Хиткоута. Тот самый, в котором я тружусь и по сей день. Когда со стен ободрали дубовые панели и вынесли охотничьи трофеи Билла, он стал выглядеть вполне симпатично.
Надо отдать должное Барни Уайссу: он умеет управлять компаниями. Он объяснил мне, что такое финансовые потоки и управление расходами, сказал, чего от меня ждет, и оставил на хозяйстве. Я не имею на свой счет иллюзий и знал, что, если провалю дело, благополучно освобожу свое кресло. Но после ухода со сцены Билли Хиткоута предприятие обнаружило признаки жизни. В течение года мы из убыточного превратились в доходное предприятие, а на третий год даже сам Барни признал доходность компании вполне приемлемой.
Что же касается приобретения завидного социального статуса, то об этом я ни разу не рискнул спросить у Барни. Конечно, теперь он чаще попадал в поле зрения пишущей братии, но этим он был обязан скорее процветанию сети супермаркетов, чем владению журналами. Сам он брал в руки наши издания только от случая к случаю и читал в основном одни заголовки. Его пожелания не простирались дальше предложений поместить на страницах «Стиля» фотографию нового дома какого-нибудь своего приятеля. Но и это представляло собой известную трудность для редактора Мередит Кэрью-Джонс, поскольку все были на один лад: глубоко законспирированные в садовой гуще, набитые подделками под французский антиквариат, завешанные диких расцветок драпировками.
– Барни, – сказал я, – у вас не было случая ознакомиться с блестящей статьей Анны про Анастасию Фулгер? Благодаря ей тираж «Светской жизни» удвоился.
– Нет еще, – ответил он. – Теннис смотрел. Надеюсь, она их не огорчила, Фулгеры – удивительная пара, мои близкие друзья.
– Анна побеседовала с Анастасией, и та осветила их супружество со своей стороны. Знаете, они ведь разводятся.
– Жаль! Я был у них на свадьбе в замке где-то в Германии. Раз уж Лолы тут нет, можно об этом вспомнить. Я в то время был женат на Бонни. Мы тогда оделись, как французские аристократы.
– Теперь все в прошлом, – сказала Анна. – Анастасия пребывает в расстроенных чувствах.
– Жаль, – повторил Барни. – Надо будет позвонить Бруно.
Мы немножко поболтали о делах. Барни рассуждал о перспективах развития супермаркетов в Англии и парковок в Лас-Вегасе. У него не было ни малейшего сомнения в том, что, если идея оправдала себя в Индианаполисе, она оправдает себя и в Лондоне. Потом он спросил:
– Вы, ребята, наверное, ожидаете атаки с флангов?
– Еще как, – ответил я. – Небывалой силы. На следующей неделе мне придется лететь в Париж, чтобы выдавить «Инкорпорейтид» из сделки с «Мушетт».
– А, крошка «Мушетт», – протянул Барни. – Я мало что о ней знаю. Говорят, она в дыре, а? А половина акций принадлежит учредителю.
– Вы прекрасно осведомлены.
Барни пожал плечами.
– Читаю «Уолл-стрит джорнэл» от корки до корки. Этого достаточно. Ее читаю и еще «Плейбой».
И он сально захихикал, поглядывая в сторону Анны.
– А знаете, насчет «Мушетт» есть забавный сюжет, об этом можно было бы написать, – вмешалась Анна. – Хотя вряд ли какой-нибудь из наших журналов осмелится это печатать – рекламодателя потеряют. Может, я куда-нибудь в газету напишу.
– Ты же не пишешь про индустрию косметики, – заметил я.
– А это не про косметику. В этой «Мушетт» собрались какие-то грязные типы. У меня есть братец, он занимается охраной окружающей среды в Бразилии, так вот он говорит, что они творят жуткие дела в сельве.
– Что за гринписовскую пургу ты несешь, – поддразнил я ее, чтобы раззадорить Барни.
– Да уж, – неожиданно подтвердил он ее слова. – Эти большие ребята из косметики охотятся за хвостами игуаны, открыли в нем какую-то чудодейственную фигню. Лола у меня падкая на такие штуки. Я когда оттуда летел, меня так нагрузили этим дерьмом, что в «Конкорд» еле впустили.
После обеда мы с Барни задержались в холле, а Анна пошла в дамскую комнату.
– Что, у этой птички такие же зажигательные статейки, как и попка? – спросил Барни.
– Даже лучше. Она гениально пишет. Как вгрызется в материал, так и не выпустит, пока не прожует и не выплюнет. Потому и держим.
– Хорошая реклама, – отозвался Барни. – Да, она девочка с мозгами.
Подошла Анна, и мы стали было прощаться, но Барни прервал нас.
– У меня дежурит машина с шофером. Анна, позволь, я тебя отвезу домой. Мне надо проветриться перед сном.
Мы вышли из отеля на Парк-лейн, где пожилой шофер дремал за рулем черного «Мерседеса». Компания «Белгравиа лимузинз». Мы иногда пользуемся ее услугами, когда есть вечерняя работа. Я усадил Анну на заднее сиденье и уже приготовился сесть рядом, но Барни сказал мне: «Кит, тебе, может, лучше такси взять. Тесновато будет втроем».
Я поймал взгляд Анны, она подмигнула и округлила глаза. Этот жест означал: о'кей, я с ним справлюсь.
Я простился с Барни на тротуаре, подождал, пока шофер захлопнет дверцу за дорогим клиентом, и проводил глазами длинный черный автомобиль, пока он не скрылся в ночной тьме.
Я вернулся домой, осмотрел стоянку, чтобы убедиться, что там нет шпионов, и хотел позвонить Анне, узнать, все ли в порядке. Квартира хранила следы нашего лихорадочного бегства. Содержимое сумочки Анны, ее блокнот и диктофон по-прежнему валялись на полу возле дивана. Я подозревал, что Барни напросился к ней якобы выпить, и тогда я буду кисло выглядеть со своим звонком, как будто шпионю за своим шефом. Но тут телефон сам зазвонил. Это была Анна.
– Что касается Барни, – с ходу объявила она, – он меня чуть не уморил, когда выкинул тебя из машины.
– Он предпринял атаку?
– Не то слово. Облапил и не выпускал всю дорогу. Я чуть было не попросила шофера остановиться, чтобы выпрыгнуть. Жаль, что ты не мог превратиться в муху и наблюдать за нами с потолка, получил бы удовольствие. Сначала, минут десять он еще пытался сохранять лицо и нес всякую чушь насчет журналистики, а потом, когда стали подъезжать к дому, дал себе волю. Не будь он большим боссом-кормильцем, я бы двинула его локтем по яйцам.
