Разбуженная звоном посуды на кухне, вошла Сузи во фланелевом халате.
– Восемь пятнадцать, – удовлетворенно провозгласила она. – Теперь каждую секунду Тренч может увидеть мое послание.
После завтрака мы позаимствовали в чулане ботинки и шляпы от солнца и пошли гулять в поле. Опять стоял погожий летний денек, поле пестрело цветами, умытыми дождем. Мы шли по ложбине, по сторонам которой росли деревья. Кэзи бежала впереди, подбегая к нам с горстью головок одуванчиков или другими трофеями. Часа полтора мы гуляли, не встретив ни одного живого существа, не считая зайцев, которые выпрыгивали у нас прямо из-под ног и, петляя, скрывались в зарослях крапивы. Вдоль кромки рощи выхаживали фазаны.
– Знаешь, – сказал я Сузи, когда Кэзи опять убежала далеко вперед – я все думаю над этим письмом с угрозами, которые получила Салли. Над фразой: «Твой отец задает слишком много вопросов. Мы знаем, с кем он разговаривал». Как они могли это узнать? Сузи нахмурила брови.
– Сказал кто-нибудь.
– То есть им напел кто-то из тех, с кем я говорил?
– Скорей всего так.
– Ну вот, здесь и собака зарыта. Кто мог это сделать? Если иметь в виду, что наш главный подозреваемый – Бруно Фулгер, кто с ним близок?
Сузи задумалась:
– Та итальянка, Маручча.
– Но зачем ей это? Фулгер убил ее отца. Она ненавидит его.
– И тем не менее, если искать мотив – может быть, она не только ненавидит, но и боится его. И он вполне мог угрожать ей, если она не будет с ним откровенна в случае, когда о нем будут наводить справки.
Мы дошли до вершины холма и с удовольствием подставили лица солнечным лучам, усевшись на поваленный вяз. У Кэзи устали ножки, прогулка была слишком утомительной для пятилетнего ребенка.
Кэзи ковыряла палкой в заячьей норе, мы наслаждались покоем.
– Нет, эта версия не годится, – сказал я. – Я имею в виду Маруччу. По времени не сходится. Подумай сама: предположим, она сразу после встречи со мной доложила о ней Фулгеру или Гомбричу по телефону, они не успели бы написать и доставить письмо в Клэпхэм. Не забывай, что Салли дозванивалась до меня целый час – а ведь я сразу отправился домой с Грейт Титчфилд-стрит.
– Она могла позвонить им раньше, из Милана, сразу после того, как вы договорились о встрече.
– Тоже возможно. Но вряд ли.
– Ну а с кем еще ты говорил про Бруно Фулгера?
– В том-то и дело, что ни с кем. Ну вот с Симоном Берио, фотографом. Я ему ни на грамм не верю. Но я его не видел восемь дней. С кем еще? С Хайнером Штюбеном в Мюнхене. С Ником Груэном. Вот и все.
– И как тебе Хайнер?
– Я с ним сказал буквально несколько слов. Только пощупал почву.
– А Ник Груэн?
– Нет, он исключается. Это мой старый друг.
А почему, собственно, исключается? Когда я звонил ему в понедельник в Лейпциг, чтобы спросить про Массимо Мадзелли, он мне ничего не сказал, попытался избежать разговора. К тому же он торговал красильную фабрику компании Бруно. Вполне вероятно, что как-то за обедом он обмолвился Бруно или кому-то из его ближнего круга о том, что некий Престон собирает о нем сведения. Так, между прочим. Это вполне в духе Ника.
– А может, они установили у тебя в квартире «жучок»? – предположила Сузи. – Или в твоей машине. Или и там, и там. Тогда они все о тебе знают.
Сердце у меня упало.
– Ты права. Как все просто!
Как мне самому не пришла в голову такая простая мысль?! Гомбрич слушает каждое мое слово, каждый разговор.
А потом меня пронзила другая мысль. Я звонил Сузи по телефону, назвал ей место, куда увожу Кэзи. И если она смогла без труда найти меня, то уж для Фулгера это вообще пустяк.
Мы, не сговариваясь, ускоряя шаги, заспешили вниз, к коттеджу. Сузи вела Кэзи за руку и велела ей говорить шепотом. Мы осторожно обошли дом вдоль ограды, не заходя в калитку, пока не убедились, что ничего подозрительного не видно. Никаких незнакомых машин, входная дверь закрыта. Мы молча оглядели каждое окно, каждый сантиметр сада.
Минут через десять, убедившись, что все спокойно, мы пошли к дому. Как ни странно, теперь он уже не казался мне безопасным. Теперь он был наполнен страхами.
– Давай соберем барахло и будем убираться отсюда, – сказал я Сузи. – Хотя я вещички Кэзи даже не распаковывал.
Еще через четверть часа мы уже ехали прочь от коттеджа в направлении Олтона. На стареньком «Воксхолле». Пока мы не отъехали на порядочное расстояние, я чувствовал себя в тисках страха. В каждый момент нас могли догнать, каждую минуту на нас могла наброситься банда головорезов Фулгера.
– По традиции, – сказала Сузи, – в определенный момент ты просишь меня вернуть ключи Рудольфу Гомбричу. Что – мне поехать за «БМВ» или он тебе еще понадобится?
– Давай поступим максимально благородно. Отправь ключи Тренчу по почте и напиши записку, что машина припаркована в сарае, примерно в полумиле от Эксфорда. Подробности излишни.
* * *
Через час мы приехали в Олтон и двинулись вдоль дощатых домов по Хай-стрит, следуя инструкциям отца. Повернули направо у книжного магазина, потом опять направо у автозаправки. Когда мы остановились на красный свет, возле нас нарисовалась полицейская «Панда». Я сделал вид, что не замечаю соседства, и уставился прямо перед собой.
Сузи тихо сказала:
– Подозрительный какой-то. По-моему, смотрит на тебя и Кэзи.
Загорелся зеленый, и мы поехали дальше. Полицейские за нами. Мне казалось, нас точно преследуют. Я пытался углядеть в зеркальце заднего вида, не переговариваются ли они через рацию. В любой момент нас могли остановить.
Мы доехали до очередного поворота, я просигналил подфарниками, что сворачиваю налево. А сам ждал, что нам прикажут прижаться к кромке. Я свернул, а «Панда» продолжала ехать прямо. Мы с Сузи испустили вздох облегчения. Рубашка разом взмокла у меня на спине.
Отец жил в маленьком дворике за пабом. Под деревом стоял стол, за которым отдыхали местные забулдыги. Прямо напротив двери в квартиру отца. Когда он упомянул, что живет неподалеку от всех необходимых ему мест, он не преувеличивал. Я взял Кэзи на руки, чтобы она сама нажала на кнопку звонка.
– Как думаешь, отец не станет возражать против нежданного гостя? – спросила Сузи.
– Надо было бы позвонить ему из автомата. Но он не обещал особенно готовиться к встрече гостей, ожидается только суп и сыр, так что большого ущерба ты не нанесешь.
Увидев на пороге отца, я понял, как он постарел. Мы не виделись около года, а он выглядел по меньшей мере на пяток лет старше. Остатки волос окончательно поседели, подбородок покрылся грубой редкой щетиной.
