— Как она? Это серьезно?
— Боюсь, что да. — Как обычно, в волнении он старательно выговаривал каждое слово. — Доктор Редвуд сейчас осматривает ее, и после осмотра можно будет сказать хоть что-то определенное. — Он тяжело вздохнул. — Все это ужасно! Просто в голове не укладывается, что супруга нашего доктора так серьезно больна! Налицо тяжелейший случай запущенного туберкулеза. За все время работы в клинике я встречаюсь с подобным впервые.
— Нет, не может быть!
Берто молча кивнул и прислонился к стене. Лицо его было пепельно-серым.
— Аксель, да ты нездоров!
— Да. У меня пищевое отравление. Принял лекарство, да только не помогло. — Он попробовал распрямить плечи и теперь стоял перед Лесли, покачиваясь, на лбу его блестели капельки пота. — Ладно, пойду поговорю с герром Каспером — это тот мужчина, что привез миссис Редвуд.
— Да тебе в постель нужно, — мягко сказала Лесли. — Иди лечись, а я сама поговорю с этим человеком.
— Спасибо. Ты меня очень выручишь. Я действительно не совсем здоров.
Лесли подождала, когда он уедет на лифте, и спустилась вниз пешком. Не застав никого в приемной, она удивилась и собралась уйти, как вдруг из-за занавески к ней вышел человек.
— Постойте, — проговорил он по-английски с сильным акцентом. — Вы — сотрудник клиники?
— Я — доктор Форрест, помощник доктора Редвуда. А вы — герр Каспер?
Он кивнул:
— Вы, наверное, хотите задать мне какие-нибудь вопросы?
— Да. Если не возражаете. Пожалуйста, присаживайтесь.
Он опустился в кресло.
— Что бы вы хотели узнать?
— Все, что вы можете рассказать о миссис Редвуд. Она серьезно больна.
— Я так и подумал. До сих пор она скрывала от меня, но сегодня это открылось. — Он скрестил ноги и подтянул пояс спортивных брюк. — Я был с ней в Сент-Морице.
— Вы хотите сказать, что катались с ней на лыжах?
— Но я действительно ничего не знал! Она не говорила мне о своей болезни. Я мог только догадываться. Понимаете? Сегодня утром я сказал, что собираюсь на Вейсхорн, и она уговорила меня взять ее с собой.
— А отказать вы не могли?
— Только если бы сам отказался от катания. Но я не мог, я должен был поехать! Лыжный спорт — это моя жизнь! Он для меня все! К тому же я буду выступать за сборную Швейцарии на следующих Олимпийских играх. — Он встал и прошелся по комнате. — Подумать только! Если бы я не участвовал в соревнованиях в Хэмпстед-Хит два года назад, я бы никогда не встретил ее!
— Меня не интересуют такие подробности, — сухо заметила Лесли. — Мне только очень жаль, что вам пришлось привезти миссис Редвуд сюда.
— А что еще я мог сделать? Когда мы съезжали с Вейсхорна, ей стало плохо, и мне пришлось на руках нести ее в Арозу. На это ушло несколько часов! Единственное, куда я мог ее доставить, это к мужу — ведь у нее больше никого нет.
— У нее есть вы.
— Между мной и миссис Редвуд не было ничего такого, о чем вы подумали. Я знаю, так думаете не только вы, но и все англичане в отеле. Но повторяю, между нами ничего нет!
Лесли собрала свои бумаги.
— Если вы позволите…
— Нет, постойте! Вы должны меня выслушать! Я не могу позволить, чтобы мое имя было опорочено слухами! Если его коснется скандал, меня исключат из олимпийской сборной. Вы же доктор и должны хорошо разбираться в людях! Вы же видите, что я не лгу! Говорю вам, между мной и Деборой ничего не было! Да, она влюблена в меня, но я не питаю к ней ответных чувств. Вы даже представить себе не можете, сколько горя я по ее вине натерпелся! Она и слушать не хотела, когда я попросил ее оставить меня в покое. Она просто без ума от меня, потому что я — чемпион!
К чувству гордости, с какой он произнес эти слова, примешивалась досада за то, что он попал в неловкое положение, и Лесли вдруг поймала себя на мысли, что верит ему.
— Боюсь, дела обстоят довольно скверно. Я попробую поговорить с доктором Редвудом.
— Я бы сам хотел увидеться с ним и объяснить, какие чувства испытываю к его жене.
— Боюсь, доктор Редвуд не оценит ваших признаний. — Лесли подошла к двери. — Я попрошу кого-нибудь из сестер проводить вас в вашу комнату. Вы можете переночевать сегодня в клинике, но утром вам лучше уехать.
Только перед самым рассветом Лесли оставила рентгенологическое отделение, пришла наконец к себе и легла в постель. Но, несмотря на сильную усталость, так и не смогла уснуть.
С первыми лучами солнца она встала и приготовила себе крепкий кофе. Когда Бобби ушел в школу, она почувствовала некоторое облегчение и, наспех позавтракав, отправилась делать утренний обход и только потом заглянула в отдельную палату на втором этаже, где лежала Дебора Редвуд.
При ярком свете утреннего солнца она изучала лицо жены Филипа. Как жестоко обошлись годы с этой женщиной! Роскошные длинные волосы утратили свой блеск, красные губы казались слишком пухлыми на этом исхудалом, изнуренном лице, выпирающие углами кости портили это некогда очаровательное и полное жизни тело. Только голос этой женщины остался прежним — нежным и спокойным, все с теми же протяжными саркастическими нотками, снова и снова заставлявшими Лесли почувствовать себя самой юной из медперсонала.
— Что я вижу! Доктор-женщина в мавзолее Филипа! Вот уж не думала, что доживу до такого дня! Впрочем, мои дни теперь, похоже, и впрямь сочтены. Сколько мне осталось?
— Еще многие и многие годы. — Лесли взяла ее руку, чтобы пощупать пульс.
— Где Филип?
— У рентгенолога. Но вам нельзя больше разговаривать. Вы должны лежать спокойно.
— А я думала, мой муж сам будет лечить меня.
— Так и есть. Он ваш лечащий врач. По его личной просьбе вы окружены повышенным вниманием и заботой.
— Пытаетесь пристыдить меня? Не выйдет! Мне ни капельки не стыдно, и в следующий раз, как только представится случай, я, не раздумывая, поступлю точно так же.
Она попыталась сесть, и Лесли пришлось уложить ее силой.
— Пожалуйста, миссис Редвуд, вам нельзя волноваться!
— Хотите сказать, что я должна лежать здесь как бревно? Я бросила Филипа и теперь не могу здесь оставаться!
Она снова попыталась подняться, но Лесли крепко держала ее. После недолгих усилий она упала на подушки и закрыла глаза:
— Что толку бороться? У меня нет больше сил!
— Через несколько недель силы к вам вернутся и вам станет лучше. Поверьте, для вас не должно быть ничего дороже здоровья. А если вы будете попусту сопротивляться, вы не поправитесь.
Несколько минут длилось молчание, наконец Дебора спросила:
— Меня будут оперировать?
