Тщательно осмотрев Сабрину, врач объявила, что у нее седьмая неделя беременности. По поводу же того, как Сабрине удалось забеременеть при наличии спирали, она сказала, что произошло это благодаря исключительной жизнеспособности и подвижности сперматозоидов Дерека, сумевших преодолеть даже такое, казалось бы, непреодолимое препятствие. Спираль решили не извлекать и оставить до момента родов, когда она должна будет выйти естественным образом. Врач также сказала, что у Сабрины на первый взгляд все в порядке, но для того, чтобы сделать анализы, необходимо подождать еще пять недель, когда завершатся первые три месяца беременности. Оставшиеся четверть часа врач потратила на то, чтобы объяснить Сабрине, какие у нее отличные шансы родить нормального, здорового ребенка и сколь ничтожна возможность неблагоприятного исхода.
Вдохновленные этими заверениями, супруги в отличном настроении покинули кабинет врача и провели остаток дня в Музее естественной истории. О ребенке они не говорили. Они вообще мало говорили — лишь переходили из зала в зал, осматривая экспозицию и присаживаясь время от времени на стоявшие у стен диванчики, чтобы немного передохнуть.
В ту ночь, глядя на Гудзон сквозь стеклянную стену снятой Сабриной на Манхэттене квартиры, Дерек заговорил на волновавшую их обоих тему, касавшуюся нынешнего душевного состояния Сабрины.
— Помнится, ты мне как-то говорила, что не знаешь, кто ты и к чему в этой жизни стремишься. Мне хочется верить, что с тех пор многое изменилось и ты обрела наконец почву под ногами. Так ли это?
Несколько минут она хранила молчание, глядя на огни пробиравшейся к выходу из залива баржи.
— И да, и нет, — наконец сказала она, отводя взглед от этого зрелища и поворачиваясь к Дереку. — Я — твоя жена. И как всякая любящая жена, я с радостью разделяю твои заботы и готова повсюду за тобой следовать. Что же касается моей писательской судьбы, то она достаточно неопределенна и будет оставаться такой до тех пор, пока из типографии не выйдет моя следующая книга. Но этого, как ты понимаешь, ждать еще долго.
— Скажи, тебя очень беспокоит такого рода отсрочка?
— Нет. Я считала, это будет сильно меня задевать, но ничего подобного не случилось. — Сабрина нежно улыбнулась мужу. — Мои мысли заняты почти исключительно тобой, и теперь я довольно редко вспоминаю о задуманной мною книге. Впрочем, если писательский зуд станет невыносимым, я всегда смогу вернуться к работе. В конце концов, помимо твоей конфронтации с Гриром, существуют и другие темы.
Пока она говорила, Дерек, откинувшись на спинку кресла, внимательно ее рассматривал. До чего же элегантно она выглядела в алом, расшитом блестками, облегающем платье. Волосы Сабрина собрала на затылке; это не только позволяло любоваться ее правильными, почти классическими чертами, но и открывало для взглядов красивые серьги из черного полированного оникса и такое же ожерелье.
Но Дерек восхищался не только ее элегантный нарядом. Его взгляд как магнитом притягивала ее алебастровая кожа, нежный румянец на щеках и сияющие светло-зеленые глаза. А еще он был без ума от исходившего от нее запаха, в котором не было ничего резкого или пряного. Ее словно облаком окружал тонкий аромат жасмина, столь полюбившийся ему со дня их первой встречи.
Она просто ослепительна, решил Дерек. Рядом с ней он казался себе тусклым и простоватым, но Сабрина, похоже, ничего этого не замечала и смотрела на него как на какого-нибудь заморского принца.
— Так кто же ты все-таки? — произнес он одними губами, сам удивляясь тому, как эти слова у него вырвались.
Этот вопрос нисколько, однако, Сабрину не удивил, поскольку их разговор весь вечер крутился вокруг этой темы.
— Я — мечтательница, — сказала она, печально вздохов. — И до сих пор, будто маленькая девочка, мечтаю пробежаться босиком по радуге и получить от феи горшок, полный золота. Только существует ли он, этот горшок? — спросила она, поднимая на мужа полные боли глаза. — Ну если существует, то какую цену надо заплатить, чтобы им завладеть?
Ответы на свои риторические, в общем, вопросы Сабина, конечно же, не получила и, чтобы избавиться от ненужных мыслей, вернувшись в Вермонт, загрузила себя работой. Когда она работала, то забывала даже о том, что беременна и носит под сердцем ребенка, о котором мечтает и которого одновременно страшно боится рожать.
Хотя Дерек все видел и все подмечал, запрещать Сабрине работать ему просто не хватало духа. Малейший намек на то, что в ее положении надо себя беречь, мог навести ее на печальные размышления. Оставалось одно: по мере возможности оберегать ее и баловать; но и с этим нельзя было перебарщивать, чтобы не выслушивать обвинений в удушающей опеке с его стороны.
Обитавшая в сарае компания ничего не знала о внутренних метаниях Дерека и без зазрения совести пользовалась умением Сабрины мгновенно развивать любую идею и придавать ей удобочитаемую литературную форму. Она никогда не отказывала ребятам в помощи и ежедневно проводила в сарае по нескольку часов, работая вместе с Джастином и Энн над очередным репортажем.
Дерек не мог не заметить, что, когда Сабрина находилась при деле, угнетенное состояние ее почти не посещало, да и сама работа доставляла ей немалое удовольствие. С другой стороны, из-за развитой ею слишком бурной деятельности она совершенно перестала спать днем, да и ела лишь от случая к случаю, перебиваясь йогуртами, крекерами и консервированными персиками.
Обеспокоенный всем этим, Дерек не раз звонил в Нью-Йорк и консультировался с ее лечащим врачом. Хотя та уверяла, что Сабрина — женщина сильная и работа не может принести ей вреда, Дерек все равно продолжал волноваться за жену.
Существовало, правда, одно занятие, которое неизменно приковывало к себе внимание Сабрины и позволяло Дереку хотя бы отчасти ее контролировать. Стоило только Дереку подняться в находившийся на третьем этаже маленький уютный кабинет и засесть за дело Баллантайна, как Сабрина была тут как тут: просматривала вместе с мужем собранные материалы, делала выписки и раскладывала бумаги по папкам. Нечего и говорить, что о лучшем секретаре Дерек и не мечтал.
Только совместная работа по делу Баллантайна да еще любовная близость по ночам, после которой они всегда разговаривали, придавали Дереку уверенность, что Сабрина, несмотря на беременность и одолевавшие ее противоречивые мысли, сохранила с ним душевную связь и он, пусть и не всегда, знает, о чем она думает.
* * *
В начале марта Сабрина и Дерек снова вылетели в Вашингтон, чтобы продолжить свои изыскания. На этот раз они собирались прочесать частные детективные агенства. Существовала вероятность, что Грир, собирая компрометирующие материалы на Ллойда Баллантайна, пользовался услугами частного детектива.
— В том случае, если слабостью Баллантайна были женщины, — объяснил Дерек, — и Грир хотел на этом сыграть, ему требовалось собрать неопровержимые доказательства, причем по возможности скандального характера.
Они ходили от агентства к агентству, всюду показывая фотографию Баллантайна, но безуспешно: никто ничего про Баллантайна не знал. Не добившись никаких результатов, они вернулись в Вермонт. Дерек, впрочем, был далек от того, чтобы признать ошибочность своей теории. Тем более в Вашингтоне остались агентства, которые они не посетили — по той причине, что Дерек не хотел утомлять Сабрину. Она, как и прежде, быстро уставала и продолжала испытывать головокружения и тошноту. Тем не менее она не желала принимать лекарства, чтобы облегчить свое состояние, и Дерек поддержал ее в этом.
