Ее зовут Роза. Она схватила меня за руку.
Я не отдернул руку. Спокойно сказал:
— Мы ничего не выключим, пока не станет ясно, что уже слишком поздно.
У меня в кармане четки обвились вокруг пальцев, как ветка плюща.
Я знаю, почему звучит гора.
Книга Талиесина
Дорога постепенно шла вверх, но почва всё равно оставалась болотистой. Из-под земли вырывались пузыри газа, повисали в воздухе, мерцая трепещущим зеленоватым светом и издавая гнилостный запах. Роберт шагал вслед за Вязелем и чувствовал, что падает с ног от усталости, что они уже много часов пробираются через заросли дубов и рябины — и всё это только для того, чтобы попасть сюда, в гнилое болото, где растительность никнет и чахнет, отравленная мерзкой трясиной.
С тех пор как они покинули замок, им не встречалось ни следа Клариссы. Вязель дважды оборачивался и звал ее: «Богиня! Откликнись!» Но ничто не шевельнулось под сводами топкого леса. Войдя в пелену липкого тумана, Вязель остановился перевести дыхание.
— Звезды, — прошептал он.
Небо словно стало ближе. Летние созвездия застыли в неподвижности, влажно поблескивал Млечный Путь. В первый миг Роберт не мог понять, что же изменилось, но потом его сердце замерло от страха.
Ночь. Издалека, с западного горизонта, наползала тьма, настоящая, полуночная, черная. Мысленно Роберт смешал краски на палитре.
— Мне казалось, вы говорили…
— Потусторонний мир меняется. Кто-то им управляет. — Вязель застыл задумчиво, сложив руки на груди. — Роберт, — нехотя произнес он. — Почему она хочет остаться?
Роберт вытянул ботинок из трясины.
— Она всегда была здорово… упрямая. — Внезапно он вспомнил о ней, вспомнил тот случай, когда они возились с радиоприемником, каждый старался выхватить его — и в конце концов он сломался. Как она вспыхнула от бешеной ярости: «Я всегда во всем виновата».
Он промолчал, не стал договаривать. Не возразил.
Вязель внимательно смотрел на него. Роберт побрел дальше — продолжать разговор не хотелось.
Лес кишел птицами. В первый раз после спуска в Потусторонний мир Роберт обратил внимание на его тайную жизнь. Над деревьями пролетела цапля, медленные взмахи ее крыльев нагоняли страх. Юркнула через тропинку маленькая ящерка, черная, как бархат.
Они миновали буковую рощу, усыпанную хрустящими пожелтевшими листьями, и попали на поляну, где росла трава, мягкая, мшистая, вперемешку с крохотными голубыми цветками и папоротником.
Через поляну текла небольшая речка, мелкая и почти безмолвная, задушенная водорослями и тростником.
Вязель остановился посреди зарослей одуряющего бутеня. Его высокие цветки-зонтики доходили ему до пояса.
Роберт, ахнув от изумления, прошел мимо него.
Это место было ему знакомо.
Они очутились неподалеку от Силбери-Хилл, на берегах Кеннета. Когда он был маленький, они приезжали сюда на пикники — он и мама, а Хлоя тогда была совсем малышка. Ели сандвичи с джемом, хрустящие хлопья, маленькие пирожные из булочной. Густой апельсиновый сок, полосатые соломинки, которые вечно прилипали к пальцам.
Он стоял и глядел, не веря своим глазам. Среди травы виднелись три ярко-желтые пластиковые тарелки. На одной валялся скомканный шарик серебристой оберточной бумаги. Роберт опустился на колени, взял его. Рядом, возле куста крапивы, о который Хлоя когда-то обожгла руку, лежала зазубренная «летающая тарелка».
— Узнаёшь? — спросил Вязель.
— Конечно! Это возле Своллоухед-Спринг. — Он покачал головой. — Но поблизости не было никакого леса, только кукурузное поле на том берегу да еще несколько деревьев, живая изгородь…
— Хлоя была с вами?
— Да. — Он вглядывался в крапиву. Она чудовищно разрослась. Из толстых стеблей торчали огромные шипы, у них на концах зловеще поблескивали капельки яда.
Вязель спросил:
— Подумай, Роберт. Сколько времени прошло с тех пор?
— Лет шесть. Сколько ей было — где-то шесть или семь? Она обожгла руку…
Поэт подошел к крапиве, опустился на корточки, стараясь невзначай не коснуться.
— Теперь понятно, — произнес он, и в тот же миг где-то вдалеке прогудел рог. Оба вздрогнули, встрепенулись. Звук, гулкий и диковинный, эхом разносился над рекой.
Вязель резко обернулся.
— Мы путешествуем по глубинам Хлоиного разума. Идем вслед за ней от каэра к каэру, спускаемся всё глубже и глубже. Она помнит это место, вот почему мы тут очутились. И самое яркое воспоминание у нее — о крапиве, поэтому она такая огромная. Это отзвуки детского ужаса.
— Но ведь это место — настоящее. — Роберт кивком указал на заросли ивы по берегам. — Вон там, за рекой, находится Силбери.
Вязель, не говоря ни слова, встал и раздвинул серебристые ветви.
Роберт проследовал за ним. Временами приходилось передвигаться чуть ли не ползком, густо переплетенные прутья царапали спину. Один раз Вязель зацепился мешком из журавлиной кожи о какой-то сучок и с трудом выпутал его. Побрел дальше, раздвигая плотный лиственный полог.
Выбравшись из зарослей, Роберт увидел, что поэт стоит впереди, чуть поодаль.
Перед ними, над озером с кристально чистой водой, высился белый сверкающий холм, гладкий, как внутренность морской раковины. А по его склонам террасами поднималась меловая дорога.
Вязель кивнул, как будто ждал этого зрелища.
— Спиральный Замок, — сказал он.
* * *
— Ошибаешься. — Хлоя встала, прошествовала через причудливо накренившуюся комнату. — Я поступила так только потому, что если бы они ранили тебя или убили, я бы винила в этом себя. Вот и всё. Просто Максел слишком много меня воспитывал. Он мой крестный. Ну почти мой крестный.
В этом каэре не было мебели. Только морские раковины, огромные, целыми грудами.
Король возлежал в исполинской устрице, ел моллюсков, подцепляя их острой палочкой. Как всегда, его лицо было окутано тайной, но в голосе слышалось явственное удовлетворение.
— Дело в том, что ты начинаешь испытывать ко мне симпатию. Пленник всегда рано или поздно привязывается к своему тюремщику.
— Ничего подобного! — Она лягнула раковины, мечтая, чтобы вместо перламутровых стен здесь были нормальные окна. — Я тебя ненавижу.
— Значит, опять убежишь?
— Может быть.
Он кивнул, потом опустил ноги на пол и поглядел на нее.
— Если бы ты не вернулась, Хлоя, они отдали бы меня на растерзание лесу, — с предельной серьезностью произнес он.
— Кто это были? — Она подошла, села возле него на корточки. — Я почти ничего не видела Человек со свечами стоял спиной ко мне, а свет слепил глаза.
