– Я не совсем понимаю… – начал Платон, но Крылов остановил его.
– С пропуском на выход придется подождать, – сообщил Крылов. Он забрал протокол допроса Платона и протянул пришедшему. – Вот, посмотри, что Платон Ашотович показывает.
Крылов вернулся за свой стол и положил бланк пропуска на выход перед собой – маленький квадратик надежды. Мужчина сел на стул у стены и углубился в чтение. Иногда он отрывался и удрученно глядел на Платона, словно ему было за того стыдно.
Тишина заполнила комнату. Платону были слышны собственные мысли. Он боялся, что Крылов и пришедший мужчина их тоже услышат.
– В чем, собственно, дело? – поинтересовался Платон. – Что происходит?
– Дело, собственно, в том, что наш ленинградский сотрудник товарищ Платов, – Крылов показал на светловолосого, – привез показания арестованного в Ленинграде подельника Лукрешина – Акселя Цейтлина. И эти показания подтверждают ваше участие в распространении антисоветских материалов. Которое вы, Тер-Меликян, отрицали во время официального допроса.
тер-меликян? уже по фамилии? что дальше – гражданин тер-меликян?
– Вы поставили подпись под заведомо ложными показаниями, – помахал протоколом допроса Платона ленинградский сотрудник Платов. – Это статья 181-я – заведомо ложные показания. Понимаете?
Платон неожиданно почувствовал, что голоден. Он выпил утром кофе и съел бутерброд с плавленым сыром, как делал каждый день. Платон посмотрел на часы: почти три.
– На часы, Тер-Меликян, можете не смотреть, – сообщил Крылов. – Вам, судя по всему, придется задержаться в Лефортово. Пока не начнете говорить правду.
– Я проголодался, – сказал Платон. Он не хотел это говорить, но само вырвалось. – Мы же с утра сидим.
– Что ж ты человека голодом моришь, Сергей Борисович? – сочувственно спросил Платов. – Нужно Платона Ашотовича покормить.
Он снова был Платон Ашотович.
– Заработались, – виновато согласился Крылов. – Платон Ашотович уже собирался уходить. Я даже пропуск на выход приготовил, а тут вот что выясняется. – Он помахал в воздухе неподписанным пропуском, словно маня Платона за собой вдаль.
– Можем что-нибудь из буфета заказать? – предложил Крылов. – Горячего у них уже нет – поздно, а бутерброды с бужениной, наверное, остались. – Он подумал. – А можно попросить принести обед из следственного изолятора. Там, конечно, еда своеобразная, Платон Ашотович, сами понимаете.
– Из изолятора, из изолятора ему закажи, Сергей Борисович, – засмеялся Платов. – Пусть привыкает. Потом легче будет.
Крылов тоже засмеялся. Они смотрели на Платона и ожидали, будет ли он смеяться вместе с ними.
– Так откуда еду заказываем? – спросил Крылов. – Из тюрьмы или из буфета? Вы что предпочитаете?
Платон вспомнил вкус обожженных огнем кусочков осетрины в “Якоре” и вздохнул.
В тот вечер с Агафонкиным Платон выяснил много интересного про цыганские вкусы. Оказалось, цыгане любили всякое разное, но при этом их пристрастия были вполне определенными. Так, шубы, например, цыгане ценили не простые, а меховые, джинсы они предпочитали фирмовые, пляски – огневые, а женщин, как ни странно, красивых, молодых.
Более всего, однако, Платона обрадовал цыганский выбор вин: они, с надрывом сообщила залу певица, любили вина армянского разлива. Это плохо рифмовалось со словом “непростые”, но наполняло сердце Платона Тер-Меликяна не часто испытываемым ощущением национальной гордости. “Надо дедушке Армену рассказать”, – думал Платон. Он вспомнил, что дедушка, старый сапожник, умер в прошлом году и, стало быть, не узнает о популярности армянских вин среди цыган. Посмотрев на Агафонкина, Платон решил, что если тот говорит правду, факт смерти дедушки в прошлом не может препятствовать их беседе в будущем. Оставалось выработать математический аппарат, подтверждающий такую возможность. Платон знал, что гипотеза имеет право называться теорией, только если она проверена математикой.
– Алексей, – Платон вытащил из внутреннего кармана пиджака ручку и начал для простоты объяснения писать формулы на красной бумажной салфетке. Черные чернила на красном выглядели как траур по знакомому и понятному миру линейного времени. – Смотрите, какая проблема у путешествий в прошлое с математическим обеспечением.
Он на секунду задумался и решил выбрать простейшее объяснение.
– При движении в прошлое математическая величина времени должна приобретать отрицательное значение. Помните формулу расчета времени: t=S/v, где t – время, S – расстояние, v – скорость? – Он посмотрел на Агафонкина: – Шестой класс, кажется.
– Платон Ашотович, – улыбнулся Агафонкин, – я в школу не ходил.
– Отчего же вы в школу не ходили? – удивился Платон. Он не ожидал такого ответа.
– По причине отсталости, – засмеялся Агафонкин. Он залпом, не чокаясь, выпил водку. – Но формулу помню, – поспешил Агафонкин заверить расстроившегося Платона. – Вы сами мне ее и объясняли. Мне было лет семь или восемь.
– Семь? – усомнился Платон. – Рановато как-то.
– Или восемь. – Агафонкин попытался вспомнить и прищурился. Он дотронулся до плеча Платона: – Нет, семь. Мы с вами жареную картошку с грибами на кухне ели, и вы мне эту формулу объяснили. Дождь сильный за окном еще шел.
– Как вы это все помните? – удивился Платон.
– Да я не помню, конечно, – засмеялся Агафонкин. – Я просто сейчас в это Событие сгонял и посмотрел, сколько мне было. – Он улыбнулся. – Вы тогда только от гриппа выздоровели.
Платон подумал и тоже выпил. Он пытался осмыслить то, что говорил Агафонкин. Платон решил не закусывать, подражая Агафонкину.
– Значит, вы только что побывали в будущем? – спросил Платон. Он быстро подсчитал: – Если вы родились в 83-м, то семь вам было в 90-м, то есть через одиннадцать лет от нынешнего момента. И вы утверждаете, что только что, сидя здесь, побывали в будущем?
– Нет, – ответил Агафонкин. – Я не побывал в будущем. Я побывал в Событии 3-йНеопалимовскийпереулок-16октября1990года11:24. И в этом Событии вы мне объясняли формулу времени. И вернулся оттуда в Событие УлицаГорького-РесторанЯкорь-27июля1979года20:56. И в этом Событии вы снова объясняете мне ту же формулу.
“Бесполезно спорить, – решил Платон. – Лучше я ему покажу математически, что это невозможно”. Тер-Меликян верил в математику.
– Если эту формулу вам объяснял я, – примирительно сказал Платон, – то должен был сказать, что частное t, время, может быть отрицательным, только если делимое S, расстояние, или делитель v, скорость, являются отрицательными. А отрицательного расстояния или отрицательной скорости не бывает. Так что математика не позволяет предположить путешествие в прошлое. Понимаете?
– Понимаю, понимаю, – рассеянно согласился Агафонкин. – Но это работает только в ньютоновском макромире. Вы мне сами говорили, – извиняющимся тоном добавил Агафонкин в ответ на удивленно поднявшиеся брови Платона. – Так что если мы перейдем в мир релятивистской физики и используем формулу Эйнштейна E=mc2, то сможем подменить скорость v в школьной формуле скоростью света. А эта скорость может быть отрицательной.
