— Она бы узнала вас? Вы говорите пустяки. С тех пор как Тристан уехал, она все время лежит там, в своей конуре, и бросается на всякого, кто подходит к ней. Бранжьена, приведи ее ко мне.
Бранжьена привела собаку.
— Поди сюда, Хюсден, — сказал Тристан. — Ты был моим, я возьму тебя снова.
Когда Хюсден услышал его голос, он вырвался с привязью из рук Бранжьены, подбежал к своему хозяину, стал вертеться у его ног, лизать ему руки, лаять от радости.
— Хюсден, — воскликнул юродивый, — благословен тот труд, который я затратил, воспитав тебя! Ты меня лучше принял, чем та, которую я так любил. Она не хочет признать меня. Узнает ли она хоть этот перстень из зеленой яшмы, который когда-то мне подарила, плача и целуя меня, в день расставания? С этим маленьким перстнем из яшмы я никогда не разлучался: часто я просил у него совета в моих печалях, часто орошал горькими слезами зеленую яшму.
Изольда увидела перстень. Она широко раскрыла руки:
— Вот я! Возьми меня, Тристан!
Тогда Тристан перестал изменять свой голос.
— Милая, как могла ты так долго не узнавать меня — дольше, чем эта собака? Разве дело в перстне? Разве не думаешь ты, что мне было бы отраднее, если бы ты узнала меня при одном напоминании о былой любви? Разве дело в звуке моего голоса? Звук моего сердца — вот что ты должна была бы услышать!
— Милый, — сказала Изольда, — я, быть может, услышала его раньше, чем ты думаешь, но мы окружены кознями: могла ли я, как эта собака, последовать своему влечению, подвергая тебя опасности быть схваченным и убитым на моих глазах? Я оберегала себя, оберегала и тебя. Ни твое напоминание о былой жизни, ни звук твоего голоса, ни самый этот перстень ничего мне не доказывают, так как все может быть злым делом волшебника. Но при виде перстня я сдаюсь. Разве не клялась я, что, как только его увижу, хотя бы мне погибнуть, я исполню все, что ты пожелаешь, будет ли то мудро или безумно? Мудро или безумно, я твоя; возьми меня, Тристан!
Она упала без чувств на грудь своего милого. Когда она пришла в себя, Тристан держал ее в объятиях, целовал ей глаза и лицо. Он вошел с ней под полог. В руках он держал королеву.
Чтобы позабавиться юродивым, слуги приютили его под лестницей залы, как собаку в конуре. Он смиренно выносил их насмешки и удары, потому что порой, приняв свое прежнее обличье и красоту, он шел из своей берлоги в горницу королевы.
Но спустя несколько дней две служанки заподозрили обман и предупредили Андрета. Тот приставил к женскому покою трех хорошо вооруженных дозорных. Когда Тристан хотел войти в него, они закричали:
— Назад, дурак! Возвращайся к себе на солому!
— Что это, славные сеньоры? — сказал юродивый. — Разве сегодня вечером мне не след миловаться с королевой? Не знаете ли вы разве, что она меня любит и меня ждет?
Тристан замахнулся палкой. Слуги испугались и дали ему пройти. Он заключил Изольду в свои объятия.
— Надо мне бежать, дорогая, ибо вскоре меня узнают. Надо бежать, и, без сомнения, я уже никогда не вернусь. Смерть моя близка: вдали от тебя я умру с тоски.
— Обними меня крепко, мой милый, и прижми так сильно, чтобы в этом объятии наши сердца разорвались и души улетели! Увези меня в счастливую страну, о которой ты некогда говорил: в страну, откуда никто не возвращается, где чудесные певцы поют бесконечные песни. Увези меня!
— Да, я увезу тебя в счастливую страну живых. Срок близится: разве мы не испили с тобой все горе и всю радость? Срок близится. Когда он настанет и я позову тебя, Изольда, — придешь ли ты?
— Зови меня, друг. Ты знаешь, что я приду.
— Да вознаградит тебя за это Господь, дорогая! Когда он выходил из комнаты, дозорные кинулись на него, но юродивый громко расхохотался, завертел палкой и крикнул:
— Вы меня гоните, славные сеньоры? К чему это? Мне нечего здесь больше делать, ибо моя госпожа посылает меня далеко, чтобы приготовить ей светлый покой, который я ей обещал, хрустальный покой, цветущий розами, сияющий утром, когда его освещает солнце!
— Ступай же, дурень, в недобрый час!
Слуги расступились, и юродивый не спеша вышел, приплясывая.
Глава XIX
Смерть
Едва вернулся он в Бретань, в Карэ, как ему пришлось, в помощь своему дорогому товарищу Каэрдину, воевать с одним бароном по имени Бедалис. Он попал в засаду, устроенную Бедалисом и его братьями. Тристан убил семерых братьев, но сам был ранен ударом копья, которое было отравлено.
С большим трудом добрался он до замка Карэ и велел перевязать свои раны. Лекаря явились в большом числе, но ни один не мог вылечить его от яда, ибо им не удалось даже распознать его. Они не сумели составить пластырь, который вытянул бы его наружу. Тщетно толкут они и растирают коренья, собирают травы, приготовляют настои: Тристану все хуже и хуже, яд разливается по его телу, он побледнел, и кости его начинают обнажаться.
Он почувствовал, что жизнь его угасает, понял, что приходится ему умирать. Тогда он захотел снова повидать белокурую Изольду. Но как добраться до нее? Он так ослабел, что умер бы на море; а если бы и доехал до Корнуэльса, то как там избегнуть врагов? Он стонет, яд терзает его; он ждет смерти.
Он позвал к себе тайком Каэрдина, чтобы поведать ему свое горе, ибо они любили друг друга верной любовью. Он пожелал, чтобы никого не было в его горнице, кроме Каэрдина, и никого в соседних покоях. Изольда, жена его, удивилась в душе такому странному желанию. Это встревожило ее, и она захотела услышать, о чем они будут говорить. Припав в соседней комнате к стене, у которой стояла постель Тристана, она прислушалась. Один из ее верных слуг сторожил за дверью, чтобы никто ее не поймал.
Тристан собрался с силами, поднялся, прислонился к стене. Каэрдин сел возле него, и оба тихо заплакали. Они оплакивали свое добрее товарищество по оружию, так рано прерванное, свою великую дружбу, свою любовь, и каждый из них сокрушался о другом.
— Славный, дорогой друг, — сказал Тристан, — я на чужбине, где нет у меня ни родных, ни друзей, кроме тебя одного: ты здесь один был мне радостью и утешением.
Перед смертью я хотел бы повидаться с белокурой Изольдой. Но как, какой хитростью дать ей знать, в какой я нужде? Ах, если бы я нашел посланца, который согласился бы отправиться к ней, она бы приехала, — так сильно она меня любит. Каэрдин, дорогой товарищ, прошу тебя во имя нашей дружбы, твоего благородного сердца, нашего товарищества: попытайся ради меня, и если ты отвезешь мое послание, я стану твоим вассалом и буду любить тебя более всех людей.
Видит Каэрдин, что Тристан плачет, опечален, жалуется; сердце его смягчилось состраданием, и он отвечал тихо, ласково:
— Дорогой мой товарищ, не плачь, я исполню твое желание. Разумеется, друг мой, из любви к тебе я готов подвергнуться смертельной опасности. Никакая беда, никакое опасение не помешают мне сделать все, что в моей власти. Скажи, что ты желаешь ей передать, и я снаряжусь к отъезду.
