9
Большой зал: пол из плотно пригнанных деревянных досок, высокая кафедра проповедника, связки сена подвешенные под потолком. По темным углам стоят двухсотлитровые жестяные бочки: они источают запах керосина, приглядевшись, можно различить значки «Огнеопасно» на их желтых, эмалевых боках, но, несмотря на это предупреждение, кругом горят свечи: парафин плавится, его капли падают на пол из переполненных свечных гнезд канделябров, языки пламени подрагивают от слабых волн воздуха. С безвкусных трехмерных плакатов, развешенных на стенах через равные промежутки, улыбается сусальный Иисус. На ближайшем к Артуру изображении, он, кокетливо подогнув левую ногу, парит в абстрактных, похожих на взбитые сливки облаках, его платье развевается на ветру, словно парус, хлопая складками белой ткани. Людей в зале становится все больше, они что-то приглушенно бормочут себе под нос, их кожа источает смрад. Женщины в белесых платках, с бледными постными лицами, их обрюзгшие тела скрыты мешковатыми сарафанами. Мужчины в каких-то старых рубахах и шароварах, некоторые в кафтанах, подпоясанных бечевкой. Ступни обуты в лапти. Господи, думает Артур, это какие-то призраки крестьян, живших много веков назад. И мужские и женские лица кажутся одутловатыми, изможденными, но их глаза горят истой верой, создавая контраст. Артур вздрагивает, когда Виктор кладет ему на плечо свою руку. На миг все замирает, словно они в игре, которая, из-за плохо написанного кода графического движка, иногда подвисает и тормозит. Мерцание текстур, тишина. Артур моргает, переводит дыхание, вновь смотрит на собравшихся – их лица и тела остались теми же, но сарафаны и лапти исчезли, их сменила более менее современная одежда, некоторые даже держат в руках смартфоны и планшеты, снимая всё на видео и транслируя в интернет. Стук стальных колес, раскуроченный взрывами поезд, скрежет и искры, бенгальские огни… Они выхватывают лица из мрака на его дне рождении или на Новом году, неужели они все уже умерли, эти улыбки, эти брошенные на него взгляды, полные эмоций, зачатки эротизма. Он закрывает глаза, загадывает желание, перед тем как задуть свечи, открывает их и опять оказывается на складе, окруженный толпой, в этом импровизированном церковном зале и слышит, как Виктор произносит с иронией:
– Ну как, готов вознестись вместе с пламенем прямиком в объятия Господа нашего Бога? – нервный смешок кокаиниста, поймавшего чужую смысловую волну: он получает кайф от транслируемого им абсурда, от саркастических искажений, которые добавляет его личность к этим простым словам, воспринимаемым большинством абсолютно искренне, на веру. Вздохнув поглубже, Виктор продолжает: – Ибо это не обычный керосин по углам, но тот, что дарует чистоту, избавляя тебя от бремени этого зловонного мира и все это не групповое ритуальное самоубийство, а единственный способ перестать служит Антихристу, разорвать все цепи, в которые он заковал твою жалкую, зачахшую душу. Просек, малец?
– Не слушай его, Артур. Ты же видишь, он сам давно продался Аль-Масиху ад-Даджалю, ложному мессии, – ровный, спокойный голос Хасана доносится из-за спины Артура, и он поворачивается, чтобы встретиться с ним глазами, уверенный, что тот, также как Виктор, просто издевается над ним, но Хасан говорит без иронии и его речь звучит серьезно, убедительно: – Тем более, Виктор, в отличие от тебя, уже проживал этот момент, потому и паясничает, как ребенок, хвастается тем, насколько хорошо он осведомлен.
Пока Виктор и Хасан говорили, люди продолжали прибывать, и теперь Артур и два его спутника стоят почти в центре, окруженные плотной толпой. Всего тут человек триста и зал забит под завязку. Многие женщины держат на руках маленьких детей, которые вот-вот расплачутся, но пока смотрят на всё с наивным изумлением в глазах. Дети постарше стоят на полу, пытаясь разглядеть между спинами взрослых хоть что-то и не до конца понимая, зачем их сюда привели.
Слабый, то и дело срывающийся голос проповедника, щуплого старичка с седой бородой, преобразовывается в электрический сигнал мембраной микрофона, течет по проводам, попадает в усилители и, в итоге, заставляет вибрировать излучатели акустических систем, развешенных под потолком – его голос спускается на собравшихся сверху вниз, произнесенными нараспев словами:
– Непростое время настало для паствы, ибо Иисус уже среди нас и вершит свой Суд, истая Церковь Христова уже начала возноситься в благодатном божественном огне, а оставляемый ею мир под властью Антихриста, продолжая верить в прогресс, постепенно погружается в пучину тьмы и страданий, переходит под контроль Сатаны, великого иллюзиониста! – Старичок прочищает горло, забыв отвернуться от микрофона и чуть не оглушив своих завороженных слушателей туберкулезным кашлем, потом продолжает: – Воистину, мы живем в последние времена, и нам уготованы тяжелые испытания. Все вы знаете об одном из самых сильных ударов, нанесённых нам Антихристом! Из-за хорошо спланированной диверсии, по-другому это и не назовешь, та церковь, которую мы считали своей, ее верхушка, была захвачена ставленниками сатанинской власти, погрязшими в пороках антихристовыми прислужниками, лицемерами и сребролюбцами! Древлее благочестие было предано забвению, но мы, его ревнители, не дадим мороку поглотить нас, не дадим Патриарху в погонах, этому поганому оборотню-псу, сбить нас с праведного пути, ибо пастырь для нас не тот, кто окружен роскошью, обвешан золотыми одеяниями, и охраняется злыми вооруженными людьми, а тот, кто прост и на чьи незамысловатые слова отзывается наша душа. Спецслужбы Врага, его хитрые бесы по нашей слабости пробрались в самое Тело Христово, в Его Церковь, словно раковая опухоль, вырвавшая кусок из Его живой плоти, но им не долго осталось торжествовать, ибо их владычество будет распространяться только на тлен и пустоту, и они отчаются, когда поймут, к чему они пришли сами и куда завели тех, кто по незнанию и глупости доверился им. Всякая власть от Бога, но всяк свободен самостоятельно выбрать свое подданство, ибо Он нам даровал это право, и никто, без нашего на то согласия, не может принудить нас к служению Сатане.
Артур изо всех сил противится воздействию слов проповедника, но его нерациональный ум невольно увлекается рисуемой старичком картиной мира, пусть и предельно мрачной, но оставляющей место для надежды на загробную жизнь в умиротворении и блаженстве. Его внутренний взор устремляется к сценам, которые разыгрывались перед ним в борделе и в резиденции мэра и он понимает, что не сможет стать частью этой игры, наполненной страстями и похотью. Он вдруг чувствует, что за скорлупой равнодушия у него внутри давно зародилась, хоть он и не замечал этого, тоска по божественной благодати, и теперь, кажется, пришло время разбить яйцо изнутри и выпустить на волю душу, чтобы та устремилась к своему создателю. То же самое испытывают и остальные люди, забитые суровой жизнью, пришедшие сюда, чтобы найти выход из бесконечного лабиринта тварного существования и Артур наслаждается единением с ними, растворяясь в этой толпе, забывая о своем одиночестве. У старика-проповедника пересыхает горло и он прерывается, чтобы отпить из стакана с водой, затем берет несколько черных гранул с блюдца, кладет их себе на язык, делает еще один глоток воды, потом продолжает:
– Мы все, собравшиеся здесь, чрез считанные минуты вознесемся ко Христу, но мы должны подумать и о тех, кто еще не освободился из пут лжи, поэтому я отправляю трех своих лучших учеников обратно в этот мрачный мир, твердо зная, что они устоят перед всеми искушениями и, подобно мне, соберут вокруг себя заблудшие души и проведут их сквозь тьму и пламя к божественному свету и вечной любви.
