– Моя госпожа, шкипер не хочет плыть в Англию, – сказал он, – но я намерен бросить вызов стихиям и отправиться в путь.
– Это безумие, ваше величество! – воскликнул шкипер. – В особенности когда королева готова вот-вот разрешиться от бремени.
– Ну, моя госпожа, – обратился к жене Генрих. – Что скажешь?
– Небольшой ветерок меня никогда не пугал, – весело и бесстрашно ответила Алиенора.
Генрих так или иначе добьется своего, какие бы возражения ни приводились, поэтому лучше уж пойти у него на поводу, хотя небо над ними висело черное и угрожающее, а порывы ветра могли сбить с ног.
– Я не стал бы подвергать тебя или малютку Вильгельма такой опасности, – сказал Генрих. – Но одному Богу известно, что может случиться в Англии без меня. Хватит ли у архиепископа Теобальда сил удержать в узде буйных английских баронов?
– Судя по последним сообщениям, он блестяще справлялся, – напомнила Алиенора.
– Но сколько это может продолжаться? – возразил Генрих.
Уж он-то прекрасно знал, как эти бароны бросали вызов слабому Стефану, как строили свои замки, не получив его разрешения, а потом терроризировали округу, используя гражданскую войну как повод для немыслимых зверств и грабежей. Нет, Генрих принял решение. Он больше рисковал, оставаясь здесь, чем отправляясь в море.
Алиенора, запертая вместе со своими дамами в раскачивающейся вонючей каюте с отчаянно скрипящими стенками, думала, что больше никогда не увидит света божьего. А снаружи неумолимый Английский канал продолжал бушевать, снова и снова безжалостно набрасываясь на борта судна, словно щепку подбрасывая его на крутых волнах. Ветер завывал, и когда корабль перекатывался через очередную волну, дамы повизгивали от страха, а некоторых рвало в переполненные тазы.
«Пусть мои ноги никогда не покидают суши – вот единственное, о чем я когда-либо буду просить Тебя, Господи!» – безмолвно молилась Алиенора, лежа на деревянной койке и изо всех сил цепляясь за ее боковину. Она пыталась не замечать тошноты, подступающей к горлу. Рядом с ней лежал маленький Вильгельм, сжавшись в комочек под ее рукой, а в животе у нее колотил ножками другой ребенок, напуганный непривычным волнением.
Алиенора слышала мужские голоса, перекрикивающие вой ветра. Привязанные лошади ржали и вставали на дыбы. Груз в трюме неотвратимо перемещался от одного борта к другому, а о его новом местонахождении свидетельствовали зловещие стуки. Она не видела Генри с того момента, когда корабль отчалил от берега, потому что шкипер категорически настаивал на том, чтобы женщины оставались в каюте, и герцогиня не исключала, что ее мужа уже смыло волной за борт. Он мог хотя бы спуститься сюда и узнать, как она переносит этот ад.
Алиенора уткнулась носом в грубую подушку, чтобы не чувствовать запаха рвоты и вони из ведра. Сколько они уже в море? Она совсем потеряла чувство времени, знала только, что мучаются они уже несколько часов, запертые в этой душной каюте. На соседней койке громко плакала Петронилла. Она в спешке выпила много вина, прежде чем ее силой увели на корабль, и теперь платила за это высокую цену, но она почти потеряла дар речи и теперь визжала что-то бессвязное, грозя довести до истерики остальных женщин.
– Мы утонем, – простонала она. – Я больше никогда не увижу моих деток.
Это лишь спровоцировало новые рыдания и визг. Еще минута – и все в каюте начнут неуправляемо выть.
– Хватит! – строго крикнула Алиенора. – Моряки постоянно попадают в шторм и остаются живыми.
Она с радостью услышала, что ее голос звучит уверенно. Дамы стихли, подавляя крики и страхи. И тогда она заговорила с ними помягче, утешая и успокаивая. Как бы ей самой хотелось верить в свои слова!
Ночные часы – предположительно уже наступила ночь – тянулись бесконечно. Большую часть времени Алиенора пребывала в сумеречном состоянии между сном и бодрствованием, потому что нервы ее были слишком напряжены и не позволяли забыться сном, погрузившись в беспамятство, которого так жаждало ее сердце. Но в какой-то миг она, вероятно, все же заснула, потому что, когда открыла глаза, сквозь промасленную материю, натянутую на единственное окно, внутрь проникал слабый свет, а море чудесным образом угомонилось. Господь ответил на ее молитвы.
Алиенора предложила грудь маленькому Вильгельму. Тот, к счастью, был, как всегда, улыбчив, страшные часы, пережитые ими, никак не отразились на нем. Какая это, вероятно, благодать, думала она, быть настолько маленьким и невинным, чтобы не чувствовать угроз и опасностей этого мира. Алиенора поцеловала сына в мягкую пушистую головку, в сотый раз чувствуя теплый прилив всепоглощающей материнской любви, которая на сей раз соединялась с благодарностью за то, что оба они не погибли в этом шторме. Она пообещала себе, что, как только корабль причалит к пристани, она зайдет в ближайшую церковь и принесет благодарность Господу.
Алиенора встала, принялась будить женщин, заставила их достать свежую одежду и гребень из сундука, в котором лежали самые драгоценные ее вещи, – потому-то она и не доверила этот сундук трюму. Сегодня она должна быть одета как королева, ведь они с Генри впервые ступали на землю их нового королевства, и подданные наверняка будут толпами встречать их. Алиенора облачилась в богатое византийское платье, которое величественными складками обтекало ее большой живот, выпустила длинные волосы из-под простой золотой ленты вокруг головы. После этого она вышла из шумной каюты на свежий, прохладный утренний воздух и обнаружила, что Генрих стоит в нескольких футах у борта корабля, оглядывая широкое речное устье, песчаные берега и бескрайние лесные просторы.
– Моя госпожа, – сказал он, снимая шляпу.
Его бароны и клирики почтительно поклонились, увидев Алиенору. Она обратила внимание, что муж сменил свою обычную одежду на модный костюм, украшенный богатой вышивкой, а поверх него надел короткий плащ, который стал носить в последнее время, чем и заслужил себе прозвище Короткий Плащ. Медные волосы Генри кудрявились вокруг ушей под герцогской короной Нормандии. Он был король до мозга костей – надменные, величавые черты лица, уверенное выражение, и все прежние обиды Алиеноры растворились в головокружительной радости этого мгновения: она была благодарна за то, что жива, гордилась тем, что стоит рядом с ним – его супруга и королева.
Когда они причалили, их никто не встречал. Никто, конечно, не знал, когда и где их ждать. Они высадились небольшой группой, потому что остальные корабли разбросало штормом, и те, дай Бог, благополучно добрались до берега в других местах.
– Мы немедленно отправимся в наш столичный город Винчестер, чтобы обеспечить сохранность королевской казны и принять оммаж наших английских баронов! – сообщил Генрих своим спутникам и возглавил колонну на великолепном боевом коне. – Остальным я перед отплытием сказал: если мы потеряемся в море, пусть присоединяются к нам в Винчестере, – сообщил он Алиеноре. – И еще отправил гонца к архиепископу Теобальду с приказом собрать баронов.
День стоял морозный, но солнце светило ярко. Земля была влажная и блестела после шторма, отчего колеса носилок производили хлюпающие звуки, попадая в заполненные грязью и водой колеи. Настоятельница Изабелла была права, размышляла Алиенора, с нетерпением поглядывая из окна носилок: Английское королевство во многом похоже на Нормандию и Иль-де-Франс. Оно зеленое, лесистое, здесь мягко перемежаются тенистые луга, сверкающие ручьи, пустоши и болота. Но бульшую часть пути они ехали по бескрайнему лесу, где ствол к стволу стояли могучие дубы, каштаны, ясени и буки, потерявшие на зиму листву. То там, то здесь вдалеке мелькал олень и коренастые, крепкие пони, в большинстве своем гнедые, бурые или серые.
