– Спасибо, – пробормотала она.
Обхватив Розалинду за талию, Дрейк привлек любимую к себе, отчего восхитительная теплая волна обдала все ее тело. Она обмякла в его объятиях и подставила ему губы для поцелуя. Он властно впился ей в рот, становясь все более настойчивым. Его язык быстро раздвинул ее губы и нырнул во влажную глубину, чтобы забыться от наслаждения. Розалинда вся затрепетала и прижалась к нему сильнее. Кровь ее забурлила, и когда он отстранился, взглянув на нее без всякого раскаяния, она все поняла и ноги у нее подкосились.
Это был всего лишь вопрос времени.
Глава 19
Спустя две недели Уильям Шекспир преподнес Розалинде сюрприз. Он сказал, что приготовил для нее особый подарок и, чтобы получить его, ей всего лишь нужно устроить ужин и подготовить сцену на галерее. Мэтр, опуская детали, предлагал ей сыграть небольшие роли в нескольких сценах, которые он хотел бы представить публике. Когда же Розалинда заявила, что оставила скандальные эскапады в прошлом, Шекспир заверил ее, что в костюме мальчика ее никто не узнает.
Розалинда дала согласие, трепеща уже при одной мысли о том, что будет играть на одной сцене с труппой лорда-гофмейстера. Главное теперь – сохранить все в секрете от Дрейка.
Она думала о нем, примеряя костюм утром того дня, когда должно было состояться представление.
По правде говоря, он занимал ее мысли каждый час с той самой ночи, когда они отправились шпионить. Оказалось, что их первый поцелуй был вовсе не случаен. Она попыталась поговорить с ним о «поцелуе», вернее, о «поцелуях», но он что-то пробормотал об импульсивности и сразу же сменил тему, начав разглагольствовать по поводу покупки нового жеребца по рекомендации Томаса. Потом он вдруг смешался, замолчал, густо покраснел и быстро вышел из комнаты.
Его смущение поразило ее, но именно это ей и было нужно. Значит, Дрейк не настолько бесчувственный, не настолько высокомерный, как ей представлялось. Подумать только! А ведь она когда-то считала его чрезмерно жестким и бессердечным. При виде его непривычной растерянности ее симпатия к нему стала возрастать с угрожающей быстротой. В последовавшие дни она бродила по саду, словно в тумане, прижимая к себе «Роман о Розе», но, едва прочитав несколько строк, тут же отвлекалась. Книга казалась такой далекой от нынешней жизни, слова совершенно не передавали ее чувств. Она же готова была голой танцевать при луне или размахивать руками, словно взлетающая птица, лишь бы дать выход своему томлению. Это было такое нелепое желание. И все же…
Она наконец поняла, о чем с такой страстью пишет Шекспир. Любовь глупа, она сродни слепому нищему, который мнит себя королем, когда предмет его желаний бросает ему хлебный мякиш; он чувствует все сердцем, ему не нужны глаза, чтобы увидеть или даже узнать голос любимой.
И не то чтобы она любила Дрейка – это просто невозможно. Она никогда не подчинится ему. Стоит только проявить мягкость, как он будет соблазнять ее и соблазнит, причем не из любви, а только потому, что мужчины всегда добиваются своего, просто ради ощущения победы.
Дрейк, скорее, заставил ее чувствовать то, чего она никогда не испытывала раньше. Не любовь или страсть, а предвкушение и того и другого, красоту собственного тела. Она стала вспыхивать от потаенных мыслей; ей хотелось ощущать вкус его губ, прикасаться к нему губами: она мечтала написать необыкновенную поэму, чтобы выразить все свои восторги и упоение. Розалинда всерьез подумывала о том, чтобы предаться любовной лирике.
И одновременно она утратила желание сочинять пьесы. Бессмертной ее сделает вовсе не пьеса, решила она. Художественное произведение способно возвеличить имя автора, но отнюдь не его сердце. Теперь она знала, для чего стоит жить: только любовь возвышает униженных и низвергает богатых, только любовь выходит за пределы обыденного.
Но если она не любит и никогда не сможет полюбить Дрейка, потому что это слишком рискованно, что же ей тогда делать? Как ее сердце найдет пристанище? Она затеяла опасную игру. Брак – это навсегда, если только вы не Генрих VIII.
[7]
– Ну вот, миледи, – проговорила молодая служанка Марибель, прерывая ее размышления. – Я помогу вам снять рубашку, а потом вы должны примерить камзол и панталоны, которые передал мне костюмер. Он ждет в коридоре, чтобы подогнать костюм для сегодняшнего представления.
Розалинда подняла руки, чтобы девушка могла снять рубашку, и невольно стала гадать, что бы сказал Дрейк, увидев ее полностью обнаженной.
Приближаясь к будуару Розалинды, Дрейк что-то весело насвистывал. Последнее время он чувствовал себя беспричинно счастливым каждый раз, когда думал о ней, и все время искал повода для встречи. Дойдя до ее комнаты, он вдруг заметил маленького человечка в очках и с пышной бородой, который нетерпеливо расхаживал перед дверью.
– У вас дело к миледи? – поинтересовался Дрейк. Мужчина поклонился и улыбнулся.
– Если угодно вашему высочеству, я пришел, чтобы примерить миледи костюм для сегодняшнего спектакля.
Пыл Дрейка несколько поостыл.
– Костюм для Розалинды? Вы не ошиблись?
– Ну что вы! Господин Шекспир отправил меня к ней. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы она выглядела наилучшим образом. – В улыбке костюмера чувствовалась уверенность профессионала.
Дрейк снисходительно улыбнулся в ответ:
– Разумеется.
Итак, Розалинда собирается выступать с труппой лорда-гофмеистера и ничего не сказала ему об этом! Вспыхнув от ярости, он распахнул дверь с такой силой, что та с грохотом ударилась о стену и захлопнулась за ним, когда он вошел в будуар.
– Розалинда! Что это я слышу о каком-то твоем выступлении в сегодняшней пьесе?
Он уже был на середине комнаты, когда вдруг понял, что она полностью обнажена.
Увидев ее голую спину, он замер и отступил назад, словно отброшенный океанской волной. Она стояла лицом к зеркалу. Ее волосы казались рыжей пеной на фоне белой, как песок, кожи.
– Боже милостивый! – восторженно ахнул он.
Услышав его голос, Розалинда подняла голову, вмиг побледнев и широко распахнув глаза. Служанка резко обернулась и в ужасе закрыла руками рот, уронив при этом рубашку госпожи на пол.
Никто не вымолвил ни слова.
В неловкой тишине Розалинда одной рукой попыталась прикрыть, впрочем безуспешно, полные, острые груди, а другой – пушистый треугольник у бедер.
Дрейк тем временем лихорадочно соображал, как поступить. Не будь в комнате служанки, он бы тихо подошел к Розалинде и упал перед ней на колени. Он бы распластал свои ладони на ее удивительно пышных молочно-белых грудях, прижал бы ее к себе, зарылся в нее лицом, прислушиваясь к биению ее сердца, уложил бы ее…
