Гамаш поцеловал Клару в обе щеки, дружески пожал руку Питеру.
– Позвольте представить: агент Лемье. Он откомандирован к нам из Кауансвиллского отделения Квебекской полиции.
– Enchanté
[42]
, – сказал Лемье.
– Un plaisir
[43]
, – ответила Клара.
– Значит, это было убийство, – подытожил Питер, забирая у них куртки.
Он ездил в больницу вместе с Си-Си и задолго до прибытия туда знал, что она умерла. Он был на поле вместе с другими кёрлингистами, лицезрел великолепный последний удар Матушки. А когда посмотрел на трибуну, то увидел, что народ, который должен бы был смотреть на игроков, поднялся со своих мест и смотрит совсем в другую сторону. Питер бросил свою метелку и побежал в ту сторону.
И там лежала она, Си-Си де Пуатье, лежала без чувств на снегу. Все ее мышцы были напряжены, словно она противилась чему-то.
Они попытались вернуть ее в чувство, вызвали «скорую», но в конце концов решили, что быстрее будет доставить ее в больницу самим. И потому ее погрузили в открытый кузов пикапа Билли Уильямса и понеслись с зубодробительной скоростью по ухабам усыпанной снегом дороги в Кауансвилл. Он, Оливье и Рут в открытом кузове, а Билли крутил баранку, несясь с сумасшедшей скоростью. Рядом с Билли в салоне сидели упитанный муж Си-Си и их дочь. Они сидели, уставившись перед собой, безмолвные и неподвижные, словно снеговики. Питер понимал, что это неблагородно, но ничего не мог с собой поделать: этот человек и пальцем не пошевелил, чтобы спасти свою жену, ею занимались чужие люди.
Оливье ритмически склонялся над Си-Си, делая ей массаж сердца. Рут щупала ей пульс. Питеру повезло меньше других. Он пытался вдохнуть воздух в ее мертвые легкие. Да, мертвые. Они все это знали, но все же продолжали пытаться привести ее в чувство, а Билли тем временем не пропускал ни одного ухаба и ямы между Уильямсбургом и Кауансвиллом. Питер стоял на коленях на металлическом полу кузова, подпрыгивая на каждом ухабе и ударяясь коленями, отчего они все больше и больше покрывались синяками. Но он продолжал делать то, что делал. Не ради Си-Си, а потому, что Оливье рядом с ним страдал не меньше его. Да и Рут твердо и нежно держала голову Си-Си, тоже стоя на коленях, и ее больные ноги так же ударялись о металлический пол. Но она ни разу не пожаловалась. Питер продолжал делать искусственное дыхание, прижимая свои теплые губы к губам Си-Си, которые становились все холоднее и жестче, и ему вспомнилось детство – тот случай, когда он трогал губами лыжную палку. Чтобы посмотреть, что из этого выйдет. Палка была такой холодной и обжигающей, а губы от нее потом было не отодрать. Наконец ему все же это удалось, но тонкий слой кожи остался на металле. Губы у него кровоточили, и он быстро огляделся, не видел ли кто его глупости.
Искусственное дыхание, которое он делал Си-Си, вызывало стойкую ассоциацию с тем случаем. У него даже возникло предчувствие, что в какой-то момент его влажные губы прилипнут к ее и ему придется отрывать их с кровью, оставляя часть своей кожи на ее губах – кровавый поцелуй жизни.
Ничего отвратительнее ему не приходилось делать, тем более что он и при ее жизни находил эту женщину отвратительной. Смерть ее ничуть не улучшила.
– Это было убийство. Мадам де Пуатье умышленно убили электрическим током, – подтвердил Гамаш.
– Ты знал, что врачи подозревают убийство, – сказала Клара мужу.
– Я слышал, как доктор Ламбер говорил с полицейским. Постойте-ка. Кажется, это были вы, – обратился Питер к Лемье.
– Oui, monsieur. Я тоже вас узнал. Да и прежде мы встречались на всяких общественных мероприятиях.
– Это, безусловно, не исключено. Поражение электрическим током, – задумчиво проговорил Питер. – Ну да, там был такой запах. Барбекю.
– Знаешь, когда ты об этом упомянул, я тоже вспомнила, – с отвращением сказала Клара. – Там такая суета началась, что трудно что-либо вспомнить.
– А я именно об этом хотел вас попросить, – сказал Гамаш, показывая Лемье, чтобы тот начинал делать записи.
Питер провел их в уютную гостиную, подбросил в камин березовое полено, и пламя тут же объяло его, потрескивая и пританцовывая на коре. Гамаш снова отметил взглядом сосновый пол из широких досок медового цвета, многостворчатые окна, выходящие на деревенский луг, пианино и книжный шкаф во всю стену, забитый книгами. Диван стоял так, что, сидя на нем, ты оказывался лицом к огню, а по его концам располагались два кресла. На подушечках перед креслами и диваном лежали старые газеты, журналы и раскрытые книги. Единственным, что изменилось со времени его последнего посещения этого дома, была громадная, пышно украшенная елка, издающая сладковатый запах хвои. Клара пришла с подносом, на котором стояли кружки с чаем и печенье. Все четверо расположились в тепле перед камином. На улице солнце клонилось к западу, и на нечетком горизонте собирались облака.
– С чего вы хотите начать?
– С самого утра, пожалуйста. Насколько мне известно, сегодня был общий завтрак.
– В Королевском канадском легионе
[44]
на рю Ларри в Уильямсбурге. Мы с Питером приехали пораньше, чтобы помочь. Это был благотворительный завтрак в пользу больницы.
– Мы приехали туда около семи часов утра, – подхватил историю Питер. – И к нам присоединилось несколько других добровольцев. Мирна Ландерс, Эмили Лонгпре, Беа Мейер и Кей Томпсон. Это уж так заведено. Мы с Кларой расставляли столы и стулья, а остальные готовили кофе и еду.
– Дело в том, что на второй день Рождества люди с утра вовсе не голодны. Они платят десять долларов и получают завтрак типа «ешь, сколько хочешь», – сказала Клара. – Мы с Питером готовили, а Эм и Кей подавали. Кей чуть ли не двести лет, но она все еще умудряется помогать. Правда, теперь она предпочитает такие занятия, чтобы работать сидя.
– Например, всеми командовать, – подмигнул Питер.
– Тобой она никогда не командует. Это моя привилегия, – сказала Клара. – Вернее, добровольная обязанность.
– Ты очень благородна. – Питер улыбнулся со страдальческим видом.
– А что делали остальные? – спросил Гамаш.
Этот вопрос удивил Лемье. У него скоро кончатся страницы в блокноте, если они будут в таких подробностях вдаваться в вопросы, которые за тысячу миль отстоят от убийства. Он стал писать более мелкими буквами.
– Кто у нас еще остался? – спросил Питер у Клары. – Мирна Ландерс и Беа Мейер.
– Беа? – переспросил Лемье.
– Ее зовут Беатрис, но все называют ее Беа.
Питер по буквам продиктовал имя Беатрис для Лемье.
– Вообще-то, все называют ее Матушка, – уточнила Клара.
