Не так давно привычным зрелищем были стоящие в порту огромные океанские корабли с грузом из далеких стран. Из удаленных от побережья городов приезжали фермеры, чтобы продать овощи, кукурузу, бочковую солонину и купить ром, кофе, сахар и черную патоку, а также дорогой шелк с Востока, виноград и апельсины из Испании. В доках царило оживление, а в лавочках на торговой площади продавались лен, шерсть, фарфор из Англии, вино с Мадейры, тонкое сукно и атлас, железо, бумага и стекло, гвозди и перчатки и все, что могло понадобиться в Ньюберипорте.
Фермеры и теперь приезжали. В доках тоже бурлила жизнь. Но корабли, стоявшие у причала, совсем не походили на те тяжелые и громоздкие суда, которые приходили раньше. Новые были верткими, крепкими, боевыми и независимыми, как и сам город, строивший их. Это были каперы. И в Ньюберипорте старались строить их как можно больше. Ведь если торговля была источником жизни, то строительство кораблей становилось средством для жизни.
Вдоль берегов Мерримака вырастали новые верфи, а старые расширялись. На каждой верфи имелись своя кузница, своя пилорама, свои стапеля. И везде была своя мастерская, где из кусков льняного полотна шили паруса для фок-мачты, грот-мачты, марселя, кливера. И везде сами изготовляли пеньковые канаты и другую оснастку каперских судов, которые считали Ньюберипорт своим домом.
Богатые купцы и судовладельцы, сколотившие состояние на торговле, производстве рома и подлогах, теперь вкладывали деньги в строительство каперов. Возвышавшиеся на Хай-стрит красивые трехэтажные дома, обставленные модной мебелью, отражали успех и благополучие этой категории людей. Однако, следуя духу свободы, они сменили шелка и бархат на одежду из домотканой шерсти. Женщины сжигали английский чай и заваривали местные целебные травы.
Ньюберипорт был таким же независимым, как и прежде. И этот дух патриотизма отражался на каждом его жителе, как молодом, так и старом, на его милиции, его моряках и каперах…
Окруженная плетеной изгородью школа верховой езды мисс Майры Эштон представляла собой обыкновенное поле, которое пахло клевером и свежим навозом. Ночью шел дождь, и теперь прозрачные капли свисали с дубовых листьев, дрожали на сосновых иголках. Заря предвещала еще один жаркий день.
Тишину раннего утра нарушили стук копыт, свист хлыста и фырканье молодого серого жеребца. Точеная шея коня и короткий круп говорили о его чистокровности, а серый цвет отливал голубым. Невысокая девушка, возле которой топтался этот серый красавец, стояла посреди поля и звонко напевала «Янки Дудль».
В четверти мяли от этого места Эфраим Эштон, судостроитель, сидел за завтраком с газетой в руках. Он был в блаженном неведении относительно того, что его дочь в этот ранний час стояла по колено в грязи и, гордо подняв голову, распевала свою любимую песню. Серый красавец Ршеть шевелил ушами, прислушиваясь к голосу хозяйки.
Отец не знал, что этим утром она собиралась впервые прокатиться верхом на Ригеле, и явно не догадывался о пари, которое она заключила со своим братом Мэттом, что сможет пробраться тайком на капер Мэтта «Владычица» по крайней мере два раза, прежде чем отец поймает ее за этим и разразится гневом.
У Майры, так же как и у ее отца и брата Мэтта, была горячая бунтарская кровь. Но ее патриотизм не ограничивался только свободолюбивыми песнями, хотя Майра тоже отказывалась пить английский чай, носила одежду из домотканой шерсти и разделяла свои густые темные волосы на тринадцать косичек. Но поскольку она была капитанской дочкой, которая появилась на свет в ста сорока лигах к востоку от Ньюфаундленда во время сильного шторма, старый корабль был ее колыбелью, а кусок паруса — первым одеяльцем, то и ее роль в отстаивании свободы была несколько более активной. Было чертовски трудно управляться с корабельной пушкой, и невозможно будет выиграть пари, ведь Мэтт опять ускользнул на своей «Владычице» без нее. Именно по этой причине этим утром она стояла посреди сырого поля, а не на палубе брига.
Отец был не в духе, и не без причины: особенный клиент, чьи чертежи великолепной шхуны настолько понравились Эфраиму, что он надеялся прославить свое имя, построив этот корабль, так и не появился прошлым вечером.
Все старания произвести благоприятное впечатление на этого человека, которого знал только Мэтт, встречавшийся с ним в Портсмуте несколько месяцев назад, оказались напрасными. Чертежи корабля поразили ее брата, и отец, устав от его восторгов, написал наконец письмо этому капитану Меррику и пригласил его в Ньюберипорт в надежде заключить договор на строительство судна. Как же они готовились к этой встрече!
Майра со смехом повторяла вслух все нравоучения своего брата: «Не носись сломя голову на лошади по улице, клиент может увидеть тебя! Не смей являться на ужин в штанах и рубашке, пропахшей лошадиным потом! Следи за своим языком, Майра! Не корми собаку под столом! Пристрой куда-нибудь этих котов, которых ты отовсюду тащишь домой! Если отец увидит их всех, его хватит удар!»
Конечно, Майра соглашалась с отцом, сделав покорный вид, но на самом деле и не собиралась подчиняться. Спасенных кошек она пристраивала в хорошие руки после того, как выхаживала. И сейчас в доме и возле дома Эфраима Эштона жило всего девять кошек. Ну, десять. Она приняла все меры, чтобы ничто не спугнуло нового клиента: заперла своих кошек в спальне и на всякий случай придвинула к двери кресло.
Но все оказалось напрасным.
Доблестный капитан американского капера «Аннабель», который прошлой ночью перехитрил британский фрегат, был смыт за борт во время ожесточенного морского сражения и, вне всяких сомнений, утонул.
Неудивительно, что отец этим утром был в таком дурном расположении духа. Капитан этого капера и был тем высоким гостем, которого они так ждали.
Майра услышала далекий пушечный выстрел, означавший, что по реке в бухту поднимается корабль. Затем последовало еще двенадцать выстрелов — всего тринадцать: по одному от каждой колонии. Это был торжественный салют, который повторили стоявший на рейде корабль и береговая батарея, охранявшая подступы к городу со стороны острова Плюм. Наконец раскаты выстрелов затихли, и были слышны только отдаленные крики чаек и громкие голоса в порту.
Это скорее всего вернулся Мэтт. Майра представила, как он, высокий и гордый, стоит на палубе «Владычицы», когда его шхуна проходит вверх по реке мимо дымящихся пушек береговой батареи. Его очки закоптились от дыма, плащ развевается на ветру, рыжие волосы, обрамляющие веснушчатое лицо, растрепались. Он стоит и раздумывает, какую женщину выбрать из тех, кто собрался на причале приветствовать его. Ему понадобится не меньше часа, чтобы бросить якорь, определиться с выбором, пробраться сквозь толпу и дойти до своего дома по Хай-стрит.
Майра встретит его дома, правда, ее приветствие будет не таким нежным.
Комар забрался в штаны Майры, которые до нее носил Мэтт. Она хлопнула себя по ноге и выругалась так, что отец мог бы гордиться, если бы она была его сыном, а не дочерью. Майра смахнула со лба пот и тут услышала шум, доносившийся из дома. Неужели Мэтт уже там?
