Женщины на площадке издают возгласы отвращения.
Это птичья кость, знаю. Но на ней еще следы гнили. Пусть
полежит на голой скале долго-долго, пусть обмоет ее дождь, пусть высушит
солнце, пока не сойдет с нее вся гниль, вся скверна. Тогда это будет добрый
амулет — для белой магии, а сейчас он только для черной магии годен, дядюшка.
Унеси его и сделай что я сказала...
Почтительно качнув головой, негр плетется к двери.
Постой, дядюшка Плезент. Прокричи-ка нам клич Чоктоу.
Негр останавливается в кондитерской.
Он в родстве с этим индейским племенем. Знает их боевой
клич.
Сестрица. Пусть воет где угодно, только не здесь!
Кэрол. Начинай, дядюшка Плезент. Клич Чоктоу! Ты ведь
знаешь его! (Сняв пальто, садится на подоконник справа и пробует сама издать
этот клич.)
Негр закидывает назад голову и подхватывает клич:
отрывистые, гортанные звуки, все более и более высокие по тону, завершаются
пронзительно-диким, напряженно-страстным воплем. Женщины на лестничной площадке
в испуге отшатываются и взбираются еще выше.
И, словно вызванный этим кличем, появляется Вэл. Ему лет
тридцать. В красоте его есть что-то дикое, словно бы сродни этому кличу. Ни
модных джинсов, ни роскошной тенниски — на нем лоснящиеся от износа и не
слишком туго облегающие ногу брюки из темной саржи и — что в первую очередь и
бросается в глаза — куртка из змеиной кожи, отливающая белым, черным и серым. В
руках — гитара, испещренная надписями.
(Глядя на Вэла.) Спасибо, дядюшка...
Бьюла. Эй, старик!.. Эй ты, Чоктоу! Колдун! Проваливай
отсюда, скотина черномазая, — нам надо сойти вниз!
Кэрол дает негру доллар. Тот выходит, бормоча себе под нос.
Вэл придерживает дверь, пропуская Ви Толбет.
Это грузная, рыхлая женщина, лет сорока с небольшим. Она
увлекается живописью в примитивном стиле, в руках у нее одна из ее работ.
Ви. Юбка зацепилась за дверцу шевроле... Порвалась,
кажется...
Женщины спускаются вниз. Короткие приветствия, общее
внимание сосредоточено на Вэле.
Не пойму, то ли здесь вправду темно, то ли я начинаю
слепнуть? Весь день сегодня писала, десять часов просидела за мольбертом, не
вставая, — только изредка отрывалась выпить кофе. Торопилась успеть — по
вечерам я почти ничего не вижу. Удачно, кажется, получилось на этот раз. Но
устала страшно. Ничто так не выматывает, как живопись. И не физическая даже
усталость, а словно бы внутри вся опустошена. Понимаете? Внутри. Словно все
выгорело. И все-таки, когда завершишь что-нибудь, чувствуешь себя как-то приподнято.
Как поживаете, Долли?
Долли. Хорошо, миссис Толбет, благодарю вас.
Ви. Чудесно. А вы, Бьюла?
Бьюла. Не жалуюсь.
Ви. Все еще не могу ничего разглядеть. Кто это там?
(Показывает на фигуру Кэрол у окна.)
Женщины многозначительно молчат.
(Внезапно.) Ах, это она! Я думала, родные не позволяют ей
бывать здесь...
У Кэрол вырывается чуть слышный горький смешок. Не отрывая
глаз от Вэла, медленно проходит в кондитерскую.
Джейб и Лейди вернулись?
Долли. Коротыш и Пес отправились за ними на станцию.
Ви. Прекрасно. Значит, я как раз вовремя. Я принесла свою
новую работу. Только что закончила, еще не высохли краски. Я подумала, что
Лейди, быть может, захочет повесить ее в комнате Джейба, чтобы он любовался ею,
пока не оправится от операции. Люди, побывавшие на волосок от смерти, любят,
чтобы им все напоминало о духовном... А? Да, да, это вознесение святого духа...
Долли (глядя на холст). Святого духа?.. А где же у него
голова?
Ви. Видите — сияние? Это и есть голова. Такой она мне
привиделась.
Долли. А этот молодой человек с вами, — кто он?
Ви. Боже мой, извините. Я так вымоталась, что позабыла о
приличиях. Мистер Вэлентайн Зевьер. Миссис Хэмма. Миссис... простите, ради бога,
Бьюла, всегда забываю вашу фамилию.
Бьюла. Охотно прощаю. Меня зовут Бьюла Биннингс.
Вэл. А с этим что делать?
Ви. Ах да — шербет. Мне пришло в голову, что Джейбу надо
будет покушать что-нибудь легкое, и я захватила шербета.
Долли. Шербет? Какой шербет?
Ви. Ананасный.
Долли. Ананасный? Как раз мой любимый! Поставьте в
холодильник, пока не растаял.
Бьюла (заглядывая под салфетку). Боюсь, уже поздновато.
Долли. Неужто растаял?
Бьюла. Одна жижа!
Ви. Какая жалость! Поставьте все-таки на лед, может быть,
снова затвердеет.
Женщины разглядывают Вэла.
Где у них холодильник?
Бьюла. В кондитерской.
Ви. А разве кондитерская работает? Я думала, Лейди закрыла
ее.
Бьюла. Закрыть — закрыла, а холодильник все там.
Вэл проходит в кондитерскую.
Ви. Мистер Зевьер не здешний. У него испортилась машина
ночью, во время бури, и я позволила ему переночевать в арестантской. Он ищет
работу, и я решила познакомить его с Лейди и Джейбом: ведь Джейб не сможет
теперь работать, и им понадобится помощник по магазину.
Бьюла. Правильно.
Долли. У-гу.
Бьюла. Не пойму только, куда они запропали, — курьерский
давно пришел.
Долли. А может, это не курьерский?
Бьюла. Или, может, Коротыш решил заглянуть куда-нибудь
по дороге пропустить стаканчик.
Долли. Ага... к Руби Лайтфут.
Они проходят мимо Кэрол к неосвещенной части сцены. Кэрол
встает, проходит в лавку, приближается к Вэлу, смотрит на него с простодушным
любопытством, с каким ребенок наблюдает за другим ребенком. Он не обращает на
нее внимания, поглощенный своим делом: перочинным ножом пытается исправить
пряжку от ремня.
Кэрол. Что это вы починяете?
Вэл. Пряжку.
Кэрол. Парни, вроде вас, вечно что-то чинят. Каблук мне
не почините?
Вэл. А что с ним?
Кэрол. Почему вы притворяетесь, что не узнаете меня?
Вэл. Трудно узнать человека, с которым никогда не
встречался.
Кэрол. Почему ж вы испугались, увидев меня?
Вэл. Испугался?
