Гала собирала вещи, Алька радовался. Вертолету, путешествию, морю – они так давно не отдыхали на море, большому кораблю, похожему на остров. Он прыгал вокруг меня и гудел, как настоящий пароход.
Гала была мне не очень рада, да и я ей, честно говоря, тоже. А попросил Альку. Она разрешила, понимала, что нельзя не разрешить.
Мне не хотелось быть рядом с Галой, делить с ней часы и минуты, и мы, несмотря на дождь, отправились гулять. Мы вышли под клетчатым зонтом, в плотных оранжевых плащах. Я не знал, куда идти, и не придумал ничего лучшего, как отправиться в кино.
Алька обрадовался, мы с ним часто ходили в кино, кино – это сосредоточение всех детских радостей – игровые автоматы, попкорн, сладкая вата, газировка и мороженое, недорогое счастье. Мы пробирались сквозь дождь, и Алька рассказывал, что они теперь спят с ружьем, потому что в лесу появились монстры. Днем их никто не видит, а по ночам они выходят и забираются в дом. Что недавно застрелили одного, они ходили смотреть, очень страшно. Как лев, только не лев, без шерсти совсем, и ушей нет, а когда его разрезали, то внутри обнаружили трех ротвейлеров. Хотели его сжечь, но приехали военные и забрали его с собой, чтобы изучать. А в реке поймали человека-рыбу, он даже говорить не умел и дышал только под водой. А тот пароход, на котором они с мамой поплывут…
Я что-то отвечал. Спрашивал, не боится ли он морских чудовищ? Видел ли он кашалота? Кто сильнее – кит или кальмар? Старался шутить, пел песенки, запомнившиеся с утренников. Про дружелюбных дельфинов, про сердитых каракатиц и разноцветного осьминога, перепутавшего детей. Алька смеялся и говорил, что дедушка подарил ему самоловную удочку, так что каждый день он будет ловить рыбу и кормить маму, дедушку и вообще всех на корабле.
Уговаривал и меня поехать, веселей ведь будет.
Я отвечал, что, конечно же, поеду. Но не сейчас, чуть попозже, у меня дела, а потом я обязательно их догоню на вертолете. Алька верил, обещал к моему прилету набрать кораллов и насушить рыбы.
Кино оказалось закрыто. Облезлые афиши, забранные ставнями витрины, в скверике под дождем скучают пластиковые герои, которые так и не спасли мир.
Алька расстроился, в кино ему очень хотелось, и я отправился к черному ходу, долго стучал кулаком. Открыл механик, злой и заспанный, пришлось долго его уговаривать, коньяк и консервы я прихватил совсем не зря.
Механик провел нас в зал, сказал, что новых фильмов нет. Собственно, никаких фильмов нет, хотя нет, есть, остался, про живых мертвецов. Мы согласились на мертвецов.
Фильм оказался ничего, бойкий, мы сидели в пустом зале, и даже я иногда подпрыгивал от неожиданности. Мертвецы были безжалостны и бессмысленны, они охотились на немногочисленных выживших и поедали их с видимым удовольствием. Я увлекся этой ерундой и с интересом наблюдал за злоключениями героев, герои бежали почти весь фильм, и внезапно меня посетила дикая идея. Не возвращаться. Пусть Гала собирает вещи для своего ковчега, пусть ее папаша-дурак присылает вертолет… Мы уже будем далеко. Из города бегут, тысячи квартир опустели, и никому нет до этого дела. Можно занять любую. Сейчас неразбериха, вряд ли нас найдут. Вряд ли это получится даже у ее отца…
Я представил глупое и удивленное лицо Галы, представил бешенство ее папаши…
Картина закончилась. Главный герой успел запрыгнуть в вертолет и взлететь. Но и мертвецы даром времени тоже не теряли – успели его хорошенько искусать. Так что герой вроде как и не спасся. Но я сказал Альке, что все закончилось хорошо, дяде сделают укол, и он вылечится.
Мы вышли из зала. Механик был уже пьян, от него пахло коньяком, глаза лучились хорошим настроением, он зажег свет и включил игральные автоматы. И мы стали играть. Лупить молотком по резиновым рыбам, гонять на квадроциклах, отстреливать мутантов в старинном замке, управлять подводной лодкой. Алька кричал, подпрыгивал, дрыгал ногами, пьяный механик бил в какой-то таз, автоматы визжали, и вдруг запахло попкорном.
Самым настоящим, я забыл этот запах, масла, карамели и кукурузы. Механик засмеялся, исчез и вернулся. С ведром, с настоящим пластмассовым ведром настоящего попкорна, который еще дымился и иногда даже неожиданно подпрыгивал.
Мы снова вернулись в зал и снова стали смотреть фильм
про мертвецов. Только в этот раз было уже не страшно, а смешно, Алик рассказывал, что случится вот сейчас и почему у этого дяди нет руки. Механик прикладывался к коньяку и рассказывал историю про то, как однажды во время вот такого же фильма загорелся потолок, а зрители решили, что так оно и надо.
Алька смеялся, жевал попкорн, а потом заснул. Я не стал его будить. Я взял его на руки и понес домой. Через дождь.
Обозленная Гала поджидала на крыльце с фонарем и с ружьем. Сказала, что звонил отец, вертолет будет на два часа раньше.
Я отнес его наверх. Не стал будить, накрыл одеялом. Не знал, что дальше делать, в голову будто штырь загнали.
Гала ждала меня в гостиной. Она вдруг захотела со мной поговорить, только вот у меня никакого настроения не было, я сказал, что мне пора домой. Она не могла сказать ничего, что я уже не слышал бы, мы молчали, а потом она принесла шкатулку. В ней были золотые часы, цепь из белого металла, перстни и несколько золотых зажигалок.
Потом я ушел. Дождь не прекратился, дрезина не ходила по причине позднего времени, я шагал по шпалам. Больно.
Не знаю, сколько километров я одолел, когда почувствовал, что больше не могу, свернул в лесополосу, наткнулся на бревна, целый штабель. Забрался в них и выл, слушая, как над головой грохочут вертолеты.
Домой вернулся к полудню.
Погода приключилась хорошей, небо переливалось бензиновой радугой, я чувствовал пустоту, распространившуюся вокруг, я остался один, и теперь, видимо, навсегда. В одежду впитался запах воздушной кукурузы, и тоже, видимо, навсегда.
Заглянул в обувной магазин, что напротив. Магазин разграбили еще на позапрошлой неделе, хозяин пробовал сопротивляться, дурак, зачем? Вон там его и повесили. На канделябре. Не поленились, что удивительно, могли просто пристрелить, а они повесили. Такое внимание к человеку сегодня встретишь редко. В магазине продолжал гореть свет, и под потолком вертелся старомодный вентилятор. Все полезное уже было растащено, даже стулья.
Заглянул на почту.
Почта уже почти не работает, через раз. Что можно послать в наше время? Куда? Девушка сказала, что мне повезло – это последняя неделя, после чего почтовое сообщение прерывается ввиду бесперспективности. Я осведомился – бесперспективности чего? Почтовая девушка промолчала, видимо, имелась в виду общая бесперспективность. Затем сказала, что ночью в небе видели огни. Они висели над центром, то набирая высоту, то опускаясь к самым крышам. Тускло мерцали и выстраивались в небе в фигуры.
Я сказал, что это, наверное, вертолеты, на что девушка ответила, что вертолеты совсем не так летают, уж она-то знает. Я купил несколько пластиковых конвертов, девушка спросила, куда я собираюсь посылать письма, на тот свет, что ли? Она почти угадала.
