— Нет, не все. Чем вы сегодня намерены заняться?
— Собирался пойти на похороны. Они начнутся через двадцать минут. И еще хотел сам просмотреть его бумаги.
— И все?
— Да, синьор.
Патта засопел.
— Неудивительно, что у нас до сих пор никаких результатов.
Это можно было понять как сигнал, что встреча окончена, и Брунетти поднялся и двинулся к выходу из кабинета. Интересно, успеет он дойти до дверей, прежде чем Патта окликнет его и еще раз напомнит насчет письменного рапорта. По его прикидкам, оставалось всего три шага, когда послышалось:
— Не забудьте — не позже восьми!
Из-за беседы с Паттой Брунетти еле успел на похороны — когда он добрался до церкви Сан-Моизе, было почти десять. Черная барка-катафалк уже пришвартовалась к набережной канала, и трое мужчин в синей униформе как раз ставили увитый цветами деревянный гроб на металлическую платформу на колесах, чтобы подкатить его к церковным дверям. В собравшейся перед церковью толпе Брунетти различил всего несколько знакомых венецианских физиономий — неизбежных газетных репортеров и фотографов, но вдовы видно не было; наверное, она уже в церкви.
Когда трое мужчин в синем приблизились к порталу, к ним присоединился четвертый, и, подняв гроб с платформы, они с профессиональной сноровкой подняли его на плечи и взошли на две пологие ступени. Брунетти в числе других вступил под своды церкви и видел, как гроб пронесли по центральному проходу и установили на невысокой подставке перед главным алтарем.
Он сел с краю на одну из задних скамей— в церкви было полно народу. С большим трудом можно было разглядеть сидящих в первом ряду — вдову в черном между какими-то мужчиной и женщиной. Оба — седые, вероятно, это те самые люди, которых он видел с ней в театре. Позади нее, одна посреди совершенно пустой скамьи, сидела другая женщина в черном — Брунетти предположил, что это экономка. Особо пышной панихиды он, разумеется, и не ждал, но все равно поразился скромности церемонии. Самым удивительным показалось ему полное отсутствие всякой музыки — даже орган молчал. Лишь знакомые слова плыли поверх толпы, извечный обряд — окропление и благословение. Служба была самая простая и оттого скоро окончилась.
Сидя у прохода, Брунетти ждал, пока из церкви вынесут гроб и выйдут главные участники церемонии. Снаружи замигали фотовспышки, и репортеры окружили вдову, — та, вся сжавшись, отпрянула, прильнув к своему пожилому спутнику.
Не раздумывая, Брунетти пробился сквозь толпу и взял ее под руку. Он узнал нескольких папарацци, убедился, что и они его узнали, и велел им удалиться. Те расступились, освободив проход к пришвартованным катерам и лодкам. Поддерживая вдову под локоть, он подвел ее к катеру, помог перешагнуть на палубу и проводил в пассажирский салон. Там к ней присоединилась пожилая чета, с которой она была в театре; седая женщина обняла ее за плечи, а мужчина ограничился тем, что, сев с нею рядом, взял ее за руку. Брунетти встал в дверях салона и смотрел, как барка с гробом отчалила и медленно двинулась вдоль по узкому каналу. Когда их катер отошел достаточно далеко от церкви, комиссар, пригнув голову, шагнул в салон.
— Спасибо, — проговорила синьора Веллауэр, даже не пытаясь скрыть слезы.
Он не нашел ответных слов.
Катер вышел в Большой Канал, потом повернул налево, в сторону собора Святого Марка, мимо которого пролегал путь на кладбище. Брунетти вернулся к дверям и стал смотреть вперед, тактично отводя глаза от чужого горя. Мимо проплыла Кампаниле
[30]
и прямоугольный, в шашечку, Дворец Дожей, и наконец вот они, эти радостные, безмятежные купола. Когда катер приблизился к Арсеналу, Брунетти вышел наружу и спросил у капитана, нельзя ли причалить на остановке «Дворец спорта», потом вновь занял место в дверях. Трое переговаривались вполголоса.
— Dottore Брунетти, — позвала вдова.
Повернувшись, он посмотрел на нее.
— Спасибо вам. А то это уже было слишком — там, у церкви.
Он согласно кивнул. Катер заложил широкий левый разворот, чтобы войти в узкий канал, ведущий к Арсеналу.
— Я бы хотел поговорить с вами еще раз, — произнес он, — в любое удобное для вас время.
— Это так необходимо?
— Полагаю, что да.
Мотор загудел ниже, сбавляя обороты и приближаясь к причалу на правой стороне канала.
— Когда?
— Завтра?
Возможно, это ее удивило или как-то задело ее спутников, — однако никто из них виду не подал.
— Хорошо, — сказала она. — Завтра после обеда.
— Спасибо, — поблагодарил он, когда катер уже покачивался у деревянной пристани, и, шагнув на доски настила, долго стоял, провожая взглядом катафалк, уходящий в дальние воды лагуны.
Глава 12
Как и большинство палаццо на Большом Канале, палаццо Фальер изначально предполагало подъезд на гондоле — а гости должны были подниматься в него по четырем низким ступенькам, ведущим от причальной площадки. Но этот вход уже давным-давно закрыла тяжелая металлическая решетка, поднимавшаяся только в особых случаях, когда по каналу доставлялись какие-нибудь громоздкие вещи. Времена уж не те, — нынче гости добираются сюда пешком от Ка'Реццонико
[31]
, ближайшей остановки vaporetto
[32]
, а то и из других частей города.
Брунетти с Паолой шли в палаццо через город — мимо университета, потом, после кампо Сан-Барнабо поворачивая налево, а далее — вдоль узкого канала, ведущего к боковому входу в палаццо.
Они позвонили и прошли во внутренний дворик в сопровождении молодого человека, которого Паола никогда раньше не видела. Наверное, его наняли только на сегодняшний вечер.
— По крайней мере, он не носит панталон и парика, — заметил Брунетти, поднимаясь по наружной лестнице. Молодой человек даже не поинтересовался, кто они и имеют ли приглашение. Либо он держал в памяти весь список приглашенных и знал всех прибывающих в лицо, либо, что более вероятно, ему было решительно все равно, кого пускать в палаццо.
Добравшись наконец до верхней площадки, они услышали музыку, доносившуюся слева, где располагались три громадные гостиные. Они пошли на звук вдоль по коридору с зеркальными стенами, сопровождаемые собственными тусклыми отражениями. Мощные дубовые двери в первую гостиную были распахнуты. Оттуда лился свет, музыка и ароматы дорогих духов и цветов.
Заливающий комнату свет исходил из двух свисающих с расписного потолка огромных, муранского стекла, люстр, сплошь в ангелочках и амурах, и от канделябров со свечками на колоннах, окаймляющих комнату. Источником музыки оказалось трио в углу гостиной, под сурдинку наигрывающее Вивальди, одну из самых скучных его мелодий. Ароматы же проистекали от стайки нарядных и весело щебечущих дам, оживляющих собой интерьер.
