– Нет, ну не дура?! – снова взвился Городов.
– Ты спокойно подумай, – попробовала урезонить его Лариса.
Степаныч наморщил красный лоб, потом выдохнул:
– Не знаю я… чего она там натворила.
– Одним словом, я так понимаю, что нужно сообщать в милицию, – приняла решение Лариса. – Сами мы, располагая такими данными, вряд ли что-нибудь сможем сделать.
– Е! – закрутился на месте Степаныч. – А все из-за этих дур! С их семейными торжествами!
– А как ты связываешь эти два обстоятельства?
– Я уже ничего, наверное, не понимаю в этой жизни, – признал вдруг Городов то, в чем всегда обвинял других, – но, видимо, как-то связано это. Пока непонятно, правда, как… Я единственное чего боюсь, что у этой дуры хватило, вернее, не хватило, ума связаться с преступниками. А вы говорили – дело неинтересное, Лариса Викторовна! – неожиданно повеселел он. – Вот, смотрите, повороты, понимаешь, какие!
– Неизвестно еще, поворот ли это старого дела или исток нового, – заметила Лариса. – Ну а мы можем разве что еще раз пообщаться с соседями. Я думаю, ты не очень-то вникал в смысл их слов.
– Как это я не вникал?! – вспылил Степаныч, но Лариса перебила его:
– Из какой квартиры выглянула «стебанутая» соседка?
– Из той, что рядом, – сообщил Дмитрий Степанович. – Что, будем звонить ей?
Звонить им не пришлось. Соседка стояла в коридоре своей квартиры и осторожно выглядывала на лестницу через приоткрытую дверь, защищенную металлической цепочкой.
– Это вы, – увидев Городова, облегченно вздохнула она. – А я слушаю – может, бандиты какие?
– Вы можете с нами поговорить? – выступила вперед Лариса.
– Да, это вот… детектив частный… – представил ее Степаныч, видимо, для того, чтобы поднять собственный имидж.
После того как соседка предложила им пройти в квартиру, она поведала, что услышала доносившиеся из квартиры Дины громкие голоса – мужской и женский. Второй точно принадлежал Дине, а первый она не узнала. Хотя это и неудивительно – Дина отсутствовала в Тарасове года три. Потом голоса перешли в крики, затем вроде бы даже началось что-то вроде драки, и она уже хотела вызвать милицию, как вскоре услышала, как хлопнула входная дверь. Выглядывать на лестницу она не решилась, но поспешила к окну. Оттуда бдительная женщина увидела, как от подъезда отъезжает машина темного цвета.
– А что за марка? – вылез Степаныч.
– В марках не разбираюсь, но точно не наша, – заявила соседка.
– По-нят-но, – по слогам проскрипел Городов и снисходительно вздохнул.
– А самого мужчину вы не видели? – с надеждой спросила Лариса.
– Видела мельком, он за руль садился. Черный такой, высокий.
– В каком смысле черный? – снова вылез Степаныч.
– Ну в смысле нерусский, – пояснила соседка.
– Хачик, что ли? – обомлев, воскликнул Дмитрий Степанович.
– Да шут его разберет, – пожала плечами та. – Похож на этого… Ну, по телевизору показывают этих, бородатых… Террорист, вот! – обрадованно сказала она.
Степаныч впервые на Ларисиной памяти начал бледнеть. Видимо, его впечатлительная натура тут же представила себе красочную картину подпольной квартиры боевиков, которая нашпигована тротилом, автоматами Калашникова, гранатами и прочими военными аксессуарами, и среди всего этого великолепия свою сестру Дину. То ли в роли сексуальной рабыни боевиков, то ли, упаси господь, их активной пособницы. Понятно, что ни тот, ни другой вариант Степаныча не радовал.
– Мать… А ты ничего не путаешь? – вращая глазами, спросил он.
– Нет, нет, ничего! – замахала руками та.
– Надо вызывать милицию, – окончательно приняла решение Лариса. – Может быть, время очень дорого.
И она решительно достала свой мобильник. На протяжении разговора Степаныч сидел, раскачиваясь из стороны в сторону и что-то сокрушенно бормоча себе под нос, словно впав в какое-то оцепенение. Он послушно ответил на вопросы прибывшей бригады, после чего, оставив свои координаты, отправился с Ларисой в «Чайку». На этот раз он молчал всю дорогу. И только в ресторане его прорвало.
Он посылал проклятия на голову «всей этой чертовой семейки», причем когда Лариса осторожно поинтересовалась, кого именно из родственников он имеет в виду, Степаныч категорически заявил: «Всех!»
Потом он кричал, что совсем не намерен помогать «этой дуре», которая умудрилась связаться с террористами. Кричал, что пусть все вокруг хоть провалятся, только его самого оставят в покое. Уверял, брызжа слюной, что завтра же подаст на развод, а Дине официально объявит, что она ему больше не сестра. Если, конечно, сможет ее еще когда-нибудь лицезреть.
* * *
– Виталий Алексеевич. – Дверь открылась, и в проеме показалась секретарша.
– Ну что там? – Борщевский поднял на нее недовольные глаза.
– К вам Прибылов.
Борщевский нервно забарабанил пальцами по столу. Он раздумывал с полминуты, и все это время секретарша терпеливо ждала.
– А что у него?
– Не говорит, – удивленно пожала плечами девушка – обычно посетители не докладывали ей о причине визита.
– Ладно, пусть заходит, – выждав еще полминуты, разрешил Борщевский.
Секретарша прикрыла дверь, а почти следом за ней в кабинет вошел лысоватый невысокий человек с бегающими глазками.
– Здравствуйте, Виталий Алексеевич…
– Что там у тебя? – прервал его приветствия Борщевский.
– Насчет Солодова…
Борщевский нервно крутанулся на своем стуле в направлении вошедшего и уставился на него злым взглядом.
– Что насчет Солодова?
– Так ведь горе случилось, – по контрасту к своим словам лысенький Прибылов улыбался. – Вы что, разве не слышали? Вчера это случилось. Какой-то пьяный хулиган ворвался к нему домой и задушил. Говорят, будто сын. Ну, он… попивал. – Прибылов щелкнул себя по шее пальцем.
– На себе не показывай, – строго предупредил декан. – А то сам сопьешься… Так что, говоришь, умер он?
– Да, – придал голосу скорбные нотки Прибылов, но на лице его была написана радость.
– Надо похороны организовать. Я распоряжусь. У нас заместитель по хозяйственной части здесь? Сейчас вызову, нужно сделать все, как полагается. Сколько Солодов у нас работал?
– Лет пятнадцать, наверное…
– Ветеран, – вздохнул Борщевский и покачал головой. – А подробностей не знаешь? Кто, что, почему? Неужели сын?
Декан посмотрел на Прибылова проницательным взглядом.
– Сына арестовали, держат в милиции. Больше ничего не знаю.
– Понятно, – процедил Борщевский и снова удрученно покачал головой. – Слушай, а ты ничего не знаешь про настроение шефа? – тихо спросил декан. – Может, разговоры какие-то идут?
