Коннор проводил ее до двери.
– Я, конечно, поговорю. Обо всем.
Они улыбнулись друг другу, и она ласково сказала:
– Я не уйду далеко.
Дверь за ней закрылась, и она услышала голос Джозефа:
– Мэтти необыкновенная девушка.
– Да, – согласился Коннор.
Мэтти почувствовала, что ее охватило глубокое волнение.
Возле овощного лотка она разговорилась с молодой женщиной, сидевшей под навесом. Ребенок покоился у ее груди, на перевязи, что не мешало ей свободными руками обслуживать покупателей.
Мэтти выбрала два зеленых кабачка и попросила фунт молодой фасоли, подумав, что будет хорошо потушить ее с оставшейся после ужина ветчиной.
Взгляд ее снова вернулся к женщине. Неужели у нее самой тоже когда-нибудь будет ребенок?
Мэтти не помнила, когда ее впервые посетила такая мысль. Конечно, в детстве у нее были куклы. Материнский инстинкт воспитывался игрой в дочки-матери, как у миллионов других маленьких девочек. Но эти детские фантазии постепенно были преданы забвению.
Она взрослела. Потом поступила в колледж, одновременно помогая стареющим родителям управлять отелем. Мечтая о том, что когда-нибудь «Тропа мира» станет ее собственностью, она хотела перенять их опыт. А после Мэтти стала свидетельницей, трагедии, которую пережила Сьюзен.
Терпя оскорбительное отношение к себе мужа, та упрямо искала способ снова превратить его в того прекрасного рыцаря на белом коне, которого видела в нем до замужества.
Тяжкое испытание, выпавшее на долю сестры, сначала вызвало у Мэтти чувство безнадежности. Она и ее родители пытались образумить Сьюзен и уговорить ее расстаться с мужем навсегда. Но Сьюзен и слушать ничего не хотела.
Смерть сестры наполнила Мэтти таким яростным гневом, которого она и представить себе не могла. Именно эта ярость и заставила ее изучить психологию людей, которые подвергали кого-то физическому и моральному насилию, и их жертв. Эти знания очень пригодились Мэтти. Она смогла помочь своим родителям справиться с навалившимся горем и жить дальше. Разобравшись в этой проблеме, она поняла также, что ее будущее – помощь подвергшимся насилию женщинам. И в этом будущем, как полагала Мэтти, не останется места для ее собственного мужа и детей…
Так почему же сейчас при виде малыша она с такой завистью подумала о собственном ребенке?
Ее брови удивленно поползли вверх при виде идущего ей навстречу Коннора. Расплатившись за свои покупки и пожелав женщине удачного дня, Мэтти подошла к Коннору.
– Вы не слишком задержались, – невольно вырвалось у нее.
Коннор в ответ только пожал плечами.
– Коннор, – произнесла Мэтти решительным тоном, – вы не видели своего дедушку несколько лет. Вам бы следовало провести у него все утро и весь день.
– Разве мог я сделать это, когда вы меня ждете?
Мэтти удивленно открыла рот.
– Не надо только ссылаться на меня…
Коннор засмеялся:
– Вас так легко рассердить. Послушайте, Мэтти. У дедушки есть некоторые неотложные дела. Мы навестим его снова, хорошо?
Удовлетворенная его ответом, она улыбнулась и кивнула.
– А вы ему рассказали о своих снах?
– Да, но не знаю, есть ли в этом польза. Дедушка мне ничего не объяснил.
Странно. Мэтти знала, что Джозеф обладал почти сверхъестественными знаниями и понимал, какие проблемы беспокоят человека, чуть ли не до того, как ему говорили о них. А поскольку он был шаманом, то считал себя обязанным дать совет тем, кто приходил к нему.
Когда Мэтти обращалась к Джозефу за советом по поводу женщин, которые останавливались у нее, она всегда получала удивительные результаты. Он помогал женщинам четко увидеть их прошлое. А если человек разобрался в своем прошлом, часто говорил он ей, то скорее поймет, чего хочет добиться в будущем.
– Но он дал мне это, – Коннор протянул Мэтти пакетик из плотной бумаги. – Это лекарственное растение, помогающее крепко спать. И видеть ясные сны. Дедушка думает, что оно поможет мне разобраться в том, что значат мои кошмары.
Они подошли к машине.
– Значит, вы рады, что пришли навестить Джозефа? – спросила Мэтти.
Коннор открыл ей дверцу. Она собралась сесть в кабину, но он удержал ее, схватив за руку.
– Чему я рад, так это…
Воздух вдруг стал густым и жарким, словно осеннее солнце зависло прямо над их головами, нагрев пространство, где они стояли, до непереносимой температуры.
– …тому, что вы в это утро со мной.
Коннор нежно провел пальцами по ее подбородку, и Мэтти задрожала всем телом.
Она не должна! Не должна…
Эта мысль эхом разнеслась в странной пустоте хаоса, который воцарился в ее мозгу.
Было что-то, чего ей не следовало делать. Но прежде чем Мэтти поняла, что именно это было, она совершенно растворилась в черных как уголь глазах Коннора. В его неотразимой ауре, в приятно возбуждающем ожидании, что его губы могут прижаться к ее губам.
О, как она мечтала об этом!
И мечта сбылась.
Коннор приник к ней в поцелуе. Горячем, сладком, страстном. От которого можно было потерять рассудок.
Отстранившись, Коннор посмотрел на Мэтти. Желание сквозило в каждой черточке его лица, и от этого у девушки бешено застучало сердце.
– Что бы ни вышло из всего этого, – прошептал он, – найду я ответы на свои вопросы или нет, я твердо знаю одно. Всевышний наградил меня встречей с вами.
Коннор немного отступил, чтобы Мэтти могла сесть на пассажирское сиденье. Дверца захлопнулась… и сознание Мэтти прояснилось.
Она мгновенно вспомнила, чего не должна была делать.
И почему.
Топор опустился на бревно, щепки разлетелись в стороны. Коннор вытащил лезвие и снова поднял топор над головой для удара. Потом сложил дрова в аккуратную поленницу.
Этой хижиной могло пользоваться все племя. Здесь можно было жить столько, сколько нужно, но это место надо было оставить в том виде, в котором оно было. Холод по утрам заставил Коннора разжигать огонь в печи, поэтому он решил пополнить запас дров, который изрядно уменьшился за последние недели.
Хотя день выдался прохладным, солнечные лучи, проникающие сквозь ветви деревьев, и колка дров заставили его стянуть с себя рубашку. Коннор вытер лоб и поставил еще одно полено на огромный старый пень, покрытый тысячами зарубок от топора.
Внезапно шорох в кустах заставил его опустить топор на мшистую землю.
Солнце покрыло позолотой длинные льняные волосы Мэтти, и Коннор почувствовал, как при взгляде на нее запела его душа.
