– Ау-у! – Юм не узнал собственного голоса, но зато узнал едва заметный силуэт, сквозь который просвечивала пустота. Нимфа неподвижно сидела посреди Ничего, прижав колени к груди.
Это могло быть просто сном или бредом, отголоском давнего страха и давнего блаженства. Если бы она захотела появиться вновь, она просто пришла бы – для Древних нет преград и расстояний.
Толчок в бок вернул его к реальности.
– Ты чего кричишь? – Орвин Хуборг стоял рядом на коленях, а сверху надзиратель просовывал сквозь решётку горящий факел.
– Чего, парни, поболтать захотелось? – поинтересовался Мухор. – Это всегда пожалуйста. Как там варвар? Жив ещё? Как подохнет, скажите – уберём, мы не звери – дохлятину вместе с благородными держать. – Он продолжал трепаться, но Юм его уже не слышал – в противоположном углу ямы, рядом с привалившимся к стене Ойваном, стоял Посох.
Когда их схватили, один из смирников попытался вырвать Посох из рук Юма, но тут же с воплем опустил в прохладную грязь обожжённые ладони, а потом главное сокровище Храма будто растворилось в воздухе.
– Ты как уснул, так он и появился, – шёпотом сообщил Орвин. – Может, с ним и отсюда выберемся…
– И так бы выбрались, – отозвался Юм, нисколько не разделяя радости эллора по поводу появления Посоха – если он не вернулся к Геранту, это могло означать только одно: Святитель погиб, и не стоит надеяться на его чудесное возвращение. – Герант мне сказал – Посох беречь, а не Посоху – меня из ямы вытаскивать. Палочка-выручалочка…
Впрочем, Святитель мог говорить одно, а думать совсем о другом. Возможно, только заботясь о Юме, он вручил ему Посох? Сама древняя реликвия была в безопасности, где бы она ни находилась – чужой не мог прикоснуться к этому лёгкому серебристому металлу, к этим знакам, обвивающим Посох по всей длине.
– Давай спать. – Юм с завистью посмотрел на варвара. – Хорошо ему – то спит, то без памяти. И заживает на нём, как…
На самом деле Юма сейчас больше, чем возвращение Посоха, чем мысли о том, что могло случиться с Герантом, занимало недавнее видение. За ним что-то скрывалось, какой-то смысл, какой-то зов. Надо было попытаться ещё раз заглянуть в эти глаза, полные немыслимой скорби, и, может быть, понять…
– …а дураку голова зачем, спрашивается. Ну, я и говорю, мол, Ваша Милость, зачем вешать-то, когда можно башку – чик, и всё. А он – не спорь, говорит, а то рядом висеть будешь. – Мухор продолжал балагурить, отвлекаясь лишь на то, чтобы прожевать очередной кусок хлеба с сыром из запасов, предусмотрительно оставленных на ночь. – Мне-то всё равно, я хотел, чтобы народу было на что посмотреть, порадоваться, что одним разбойником меньше стало. Потому как к любому делу с душой подходить надо, вот я и хотел как лучше, а мне – рядом висеть будешь. Обидно, не то слово… Ну, я с горя-то и забыл петлю салом смазать. Лавку выбил, а он, висельник-то, и говорит: то ли задница у меня слишком лёгкая, то ли шея слишком жилистая, а потом как захохочет. Толпа – врассыпную, троих насмерть затоптали. Ну, я, чтобы народ не пугать, за ноги его схватил и повис. Тут-то, конечно, сразу хрустнуло. Вот какие злодеи бывают, а я что… Говорят, мытари больше людей губят, чем палачи, а платят им так же, если не меньше. Мне от этого никакого удовольствия, что скажут, то и делать буду. Вот вас тут сейчас караулю, а всё потому, что мне доверие есть. Есть у варваров поговорка такая «Доверяй, но проверяй», а я уж вдоль и поперёк проверенный. Я даже увечье в голову за общее дело получил. – Говорил уже не Мухор. На столе стояла голова, покрытая синими пятнами, похожими на лишаи, с раскроенным черепом. Голова принадлежала Симу Тарлу, и она поочерёдно обращалась то к загорелой девице, на которой из одежды была только чёрная лента, перекинутая через плечо, то к кавалеру в чёрном камзоле с алыми кружевами на воротнике и рукавах, то к смуглокожему человеку с полотенцем на голове, то к лысому безбородому старикашке в рясе Служителя. – А вот с вами ещё разобраться надо. Мне Щарап про вас ничего не говорила. Врала, выходит? Врала, значит, что один я такой умный. А вы меня с ходу подставили. Вон какое ранение – всего туловища нет. Где руки мои? А ноги где? А всё остальное? Я вас спрашиваю или где?! Попадись мне этот поганец ещё раз!
Кавалер в чёрном камзоле брезгливо, кончиками пальцев, поднял голову и с размаху бросил её в небольшой окованный железом сундучок. Когда крышка захлопнулась, оттуда продолжало доноситься неразборчивое бормотанье, но внимания на него уже никто не обращал.
– Хаффи, унеси, – приказала девица, и смуглокожий, торопливо схватив упакованную голову, куда-то убежал.
– Что с младенцем делать будем? – спросил лысый в рясе. – От еды отказывается, молчит. Чую – если начнёт реветь, нам отсюда убраться придётся.
– Это почему? – Кавалер заметно нервничал, искоса поглядывая на девицу, которая, похоже, была главной в этой компании.
– Вот. – Лысый распахнул какую-то толстенную книгу и начал читать. – Древние неуязвимы. В Несотворённом пространстве, имей они сильную волю и ясную цель, им было бы подвластно всё. – Он захлопнул книгу и сунул её под нос кавалеру. – Диалоги Луцифа Светоносного с Сиятельным Морохом записаны мной со слов Великолепного. А у этого папаша – человек, а мамаша – нимфа, так что у него есть и воля, и власть, только он об этом ещё не знает.
– И что ты предлагаешь? – Девица протянула руку, которая вдруг оказалась непомерно длинной, и провела ладонью по блестящей лысине.
– А я предупреждал! – немедленно закричал старикашка. – Вот так всегда – сначала нам чего-нибудь надо, а потом думаем зачем!
– Ну, ты же такой сообразительный. – Её рука змеёй заползла ему за пазуху. – Ты и придумаешь, как обратить всё это нам на пользу.
– Ну хорошо, хорошо… – Старикашка состроил на лице выражение глубокой задумчивости. – Есть смысл подумать. Прежде всего нужно создать ему привычную обстановку, Дивный сад и так далее…
– Да никто из нас даже представить себе такого не сможет! – немедленно заявил кавалер. – Все эти птички-букашки – это же так противно, так слащаво.
– Он сам всё сделает, только надо дать ему такую возможность – не отвлекать от воспоминаний. – Лысому явно понравилась только что родившаяся идея. – Только тебе, Гейра, придётся сыграть роль заботливой и любящей мамаши, и он, когда подрастёт, за тебя весь этот мир наизнанку вывернет, только захоти.
– Ну, ты голова, Проповедник! – восхитился кавалер, довольно потирая ладони. – Младенец – это не марба какой-нибудь, это – сила!
– А сейчас, Гейра, ты должна дать ему имя.
Видение начало расплываться, голоса стихли, вернулась темнота, из которой глядели глаза, полные невидимых слёз. «Теперь ты знаешь…» – говорили эти глаза. Блеск их разгорался ярче с каждым мгновением, и вскоре сияние, заполнившее всё видимое пространство, стало нестерпимым.
– Ау-у-у-у! – Юм проснулся от собственного крика и обнаружил, что Орвин зажимает ему рот.
– А вот этого не надо, а то опять этот хмырь проснётся. – Эллор глянул вверх и прислушался, слышен ли храп стражника. – Надоел больше вони.
