5
Поклявшаяся, что, когда придет корабль, она будет безмятежно спать, Иссерли лежала в полуночной тьме, прислушиваясь, ожидая его прибытия.
Собственно, она не передумала, заснуть ей не давала тревожная мысль о том, что ее могут вытащить из постели — мужчины или, еще того хуже, Амлис Весс.
А сильнее всего она боялась, что не услышит, как они стучат в дверь коттеджа, проспит поднятый ими шум. Тогда они смогут войти в дом, подняться в спальню и основательно разглядеть голую уродину, горгулью, храпящую на тюфяке. Кто такой, в конце концов, Енсель? Отребье Плантации, представления которого о тайне личности ничего общего с ее не имеют. И похоже, сказанное ею о том, что она не хочет, чтобы ее беспокоили, Енсель просто-напросто пропустил мимо ушей, а если не пропустил, так ему и забыть эти слова ничего не стоит. И, разумеется, он страх как хотел бы увидеть, во что обратили хирурги нижнюю часть ее тела! А вот хрен тебе!
Рассыпался в прах один час, за ним другой. Глаза Иссерли заплыли и свербели, запорошенные незримым песком бессонья. Она замедленно корчилась на своем ветхом, покрытом пятнами матрасе, вслушиваясь.
Грузовой корабль прибыл вскоре после двух ночи — почти бесшумно, Иссерли едва расслышала его за шумом волн Мари-Ферта. Но не сомневалась: это он. Корабль приходил каждый месяц и всегда в одно и то же время, и Иссерли во всех тонкостях знала его запах, великанский, сдержанный стон, который он издавал, причаливая к большому амбару, и вздох, который испускал, погружаясь в него.
После этого Иссерли еще долго лежала без сна, ожидая, когда из-за тучи выйдет луна, когда мужчины — Амлис Весс — осмелятся, наберутся отваги. Ей представлялось, как Амлис Весс скажет: «Ну что же, давайте посмотрим на вашу Иссерли», — и мужчины побегут, чтобы привести ее к нему.
Так она пролежала час, если не больше, свернувшись калачиком, держа наготове, на кончике языка слова «Пошли вон!». Боязливый свет луны, помявшись, проник в спальню, очертил призрачным карандашом ее скудное содержимое и остановился у самой кровати Иссерли. Снаружи начала свой еженощный концерт ушастая сова — завывания, взвизги, — одна-единственная тихая и спокойная птица ухитрялась выдавать себя за стаю существ куда более крупных, терзаемых страхом и болью.
Под эту серенаду Иссерли и заснула.
Проспала она всего минут пять, или так ей показалось, а проснулась в мгновенном смятении оттого, что кто-то нетерпеливо дубасил в дверь коттеджа.
Перепуганная, Иссерли резко села, прижав к груди скомканную простыню и сомкнув ноги. Стук продолжался, отдаваясь в голых деревьях эхом, создававшим впечатление, что некие призраки ломятся в двери десятков призрачных домов.
Спальня еще оставалась ее надежным прибежищем, а бросив взгляд в окно, Иссерли увидела, что ночную тьму только-только начала сменять предрассветная синева. Иссерли, прищурившись, вгляделась в стоявшие на каминной полке часы: половина шестого.
Она завернулась в простыню, выскочила на площадку лестницы, к четырехстворчатому окну, отперла его, высунула голову в ночь и взглянула вниз.
У двери стоял, энергично колотя по ней, Ессвис в лучшем своем фермерском наряде, дополненном войлочной шляпой и дробовиком.
— Перестань стучать, Ессвис! — почти истерично потребовала Иссерли. — Поймите вы все, наконец, что Амлис Весс мне не интересен!
Ессвис на шаг отступил от двери, задрал, чтобы увидеть Иссерли, голову.
— Ничего не имею против, — резко ответил он. — Но тебе лучше одеться и спуститься сюда.
И он поправил висевшее на его плече ружье — так, точно ему приказали пристрелить ее, если она не подчинится.
— Говорю ж я тебе… — начала было Иссерли.
— Да наплюй ты на Амлиса Весса! — рявкнул Ессвис. — Он это как-нибудь переживет. У нас сбежали четверо водселей.
Иссерли все еще туго соображала со сна.
— Сбежали? — повторила она. — Что значит «сбежали»?
Ессвис раздраженно махнул рукой в сторону построек фермы и того, что лежало за ними.
— А как по-твоему — что?
Иссерли выдернула голову из окна и заковыляла в спальню, одеваться. Полный смысл сказанного Ессвисом дошел до нее, лишь когда она влезла — как и всегда, с трудом — в ботинки.
Меньше, чем через минуту, она и Ессвис уже шли по промерзшей земле к его машине. Он плюхнулся на водительское сиденье, Иссерли уселась на пассажирское и захлопнула дверцу. Машина была холодной, как камень, ветровое стекло ее замутили грязь и иней. Иссерли, теплая и потная после сна, опустила стекло своего окошка и прижала локоть к ледяному боку машины, приготовившись обшаривать глазами темноту.
— Как им удалось вырваться? — спросила она, когда Ессвис включил двигатель.
— Наш высокопоставленный гость просто-напросто выпустил их, — прорычал Ессвис, едва машина тронулась, хрустя гравием и льдом, в дорогу.
На пассажирском месте Иссерли чувствовала себя странновато, ей даже было немного страшно. Она пошарила пальцами в щели между сиденьями, однако, если в машине Ессвиса и имелся ремень безопасности, он был хорошо упрятан. Опускать руку совсем уж вниз Иссерли не хотелось, там все было покрыто грязью и чем-то сальным.
Ессвис не предпринял попыток объехать неразбериху колдобин, сохранившуюся с давних времен у старой конюшни. Иссерли трясло и подкидывало, каждый рывок отдавался болью в спине, ей казалось, что озлобленные враги набросились на ее сиденье и пинают его снизу ногами. Она искоса взглянула на Ессвиса, гадая, как выносит это наказание он. Ясно было, что водить машину, подобно ей, Иссерли, когда-то описывавшей по ферме круг за кругом на скорости десять миль в час, Ессвис не учился. Сейчас он, оскалив зубы, склонялся над рулем и, несмотря на вероломную почву, мутное ветровое стекло и темноту, стрелка спидометра моталась между тридцатью и сорока. Ветки и листья хлестали Иссерли по левому локтю, и она убрала его внутрь.
— Но почему же никто ему не помешал? — поинтересовалась она, перекрикивая шум двигателя. Воображение ее оказалось способным нарисовать лишь одну картину: Амлис Весс церемониально дарует водселям свободу, а работники фермы стоят рядом с ним, нервно аплодируя.
— Весса провели по фабрике, — прорычал Ессвис. — Она ему, похоже, понравилась. Потом он заявил, что устал и хочет поспать. А недолгое время спустя, глядим: дверь амбара открыта, а четверых водселей нет как нет.
Машина проскочила сквозь главные ворота фермы и резко, не притормозив, свернула на проезжую дорогу. О существовании тормозов и индикаторов Ессвис, по всему судя, не ведал — хорошо хоть коробка передач была у него автоматической.
— По левой стороне, Ессвис, — напомнила ему Иссерли, когда они понеслись во тьму.
— Ты давай, водселей высматривай, — ответил он.
С трудом проглотив эту грубость, Иссерли начала напряженно вглядываться в поля и кусты, пытаясь обнаружить промельки безволосых розоватых животных.
