— Ишь ты, какой нежный, — послышалось откуда-то слева.
— Тебе прутом по глазам стегнуть — поглядел бы, как стерпишь, — огрызнулся пленник и тут же получил затрещину от стоящий позади Охотницы.
— У меня уже весь затылок в шишках… — буркнул волколак.
— Говорливый… — протянул все тот же мужской голос. — Так что ты там про Серого рассказать хотел?
Лют стоял, по-прежнему закрывая лицо рукой:
— Свет погаси. Больно.
С ним тут не нежничают, а значит, нет нужды играть в вежество и смирение.
— Потерпишь.
Добро…
— Я-то потерплю. Но говорить ничего не стану, — зло ответил оборотень.
— Не станешь? Лесана, веди его обратно. Я без того в новостях, как рыба в чешуе, — равнодушно ответил обережник.
— Идем, — услышал Лют справа.
Тьфу!
— Стой. Буду говорить. Но погаси лучину, прошу. Больно очень.
Просьба далась нелегко. С языка иное рвалось, и сила в теле клокотала. Да только наузы Охотницы держали крепко. А сгибнуть без толку и смысла — затея глупая.
— Другое дело, — отозвался незнакомый еще Люту мужчина и задул светцы.
Лишь после этого волколак осторожно убрал от лица руку, давая отдых глазам. Человек, говоривший с ним, сидел с краю широкого стола, на котором в беспорядке лежали берестяные свитки. Лют посмотрел на Осененного. От быстрого взгляда пленника не утаились ни широкий пояс с медными чешуйками, ни цвет одежи, ни изувеченное лицо.
— Ну так о чем ты хотел торговаться? — спросил мужчина.
Лют огляделся, заметил в углу скамью, прохромал к ней и уселся, нарочно повернувшись так, чтобы не было видно рдеющих в очаге углей.
— Я не хотел торговаться. Я хотел меняться. То, что расскажу — в обмен на свободу.
— Нет.
Вот так. Без долгих словоблудий. Просто "нет". Ничего: ты, чернец-удалец, просто не знаешь,
что
тебе собираются предложить. А как узнаешь — согласишься, никуда не денешься.
— Почему? — будто бы удивился оборотень. — Тебе ведь нужен Серый. А я знаю, где он охотится, сколько волков у него в Стае, сколько Осененных.
— Нужен, — согласился обережник. — Но мне не нужен отпущенный на свободу Ходящий.
— Тогда какой мне смысл рассказывать? — искренне удивился пленник.
— Говорить не так больно, как молчать, — заметил его собеседник.
— А умирать не так тоскливо, как жить в вашем погребе, — усмехнулся оборотень. — Ты тут вожак?
— Я.
— Ты странный вожак. Не хочешь спасать Стаю. Серого без меня вам в жизни не поймать. Он хитрый.
— Справимся. Ну? Ты все сказал?
— Почему ты не хочешь меня отпустить? От сотни таких, как я, беды меньше, чем от одного Серого, — вот этого Лют и вправду не мог понять. Чего они в него вцепились? Где Серый — и где он? Так нет же!..
— Не уверен. Да и зачем тебе нам помогать?
— Я хочу на волю, — искренне ответил волколак, — у меня там сестра. И я не вам помогаю. Я себе помогаю и таким как я.
— И многим из вас Серый не по сердцу? — Осененный, кажется, впервые заинтересовался.
— Многим.
— Свобода, Лют, дорого стоит, — медленно сказал обережник: — Ты мне не просто все расскажешь. Ты меня на него выведешь. Ты и твоя сестра. В этом случае сговоримся.
— Отпустишь?
— Да.
Мысленно оборотень усмехнулся. Ну, еще бы… конечно, отпустят. И правда — зачем он им? Отпустят — и не поморщатся. Вот только сразу, как свободу дадут, по следу подлетков своих отправят; и до опушки-то добежать не успеешь…
Поэтому Лют спросил:
— А как знать, что не обманешь?
— Никак.
Пленник задумался. И вправду — никак. Но поимка Серого — дело небыстрое. Иной же раз передышки бывает достаточно, чтобы придумать, как быть дальше. Утро вечера мудренее, а седмица жизни в неволе лучше мгновенной смерти. Пока живешь — можешь бороться. Умрешь — будешь лежать и гнить. Волколак все-таки выдержал несколько мгновений тишины, чтобы не казалось, будто ради счастья отлеживать бока в их сыром подвале он готов согласиться на любую ложь, а потом заговорил:
— Серый очень силен. И Осененных своих растит на крови. Вы для них — еда. Но Стая у него теперь очень большая. И прятаться, а тем более охотиться, им сложно. Он собрался укрыть своих волков в Лебяжьих Переходах. Но он не уйдет из леса. И будет вылавливать вас по одному.
— Как?
Лют ухмыльнулся: охотники должны узнать, что могут поменяться местами с дичью:
— Как зверей. Он знает, что вас не так уж много.
Его собеседник задумался.
— Я отпущу тебя. Поможешь схватить Серого — ступай на все четыре стороны. Даже ловить не стану. Если сам не вынудишь.
Оборотень пристально смотрел в глаза человеку, оценивая правдивость его слов. Вроде не врет. Хотя… кто его знает. Сейчас, может, и правду говорит, а чуть срок подойдет — передумает. Не верь Охотнику и слепому поводырю. Однако делать нечего. Поэтому Лют медленно кивнул. Пусть думают, будто он поверил:
— Помогу.
— За что ж ты на него сердце держишь, а? — спросил мужчина.
Волколак ответил честно:
— За сестру. Мог бы сам — сам бы и убил. Но мне он не по зубам.
— А что с сестрой?
Пленник пожал плечами, мол, это не тайна:
— Она Осененная. Но какой из волчицы вожак? Стаю водил я. Она кормила. Мы не убивали просто так. А появился Серый — и Маре ничего не осталось, как идти под него. Он бы загрыз. Не любит тех, кто противится.
В глазах обережника промелькнуло понимание:
— Она стала его волчицей, верно?
Лют посмотрел исподлобья и угрюмо сказал:
— Не по своей воле. Просто он сильнее.
— Ну, еще бы. Лесана, отведи его обратно. Завтра у нас будет долгий разговор, Лют. Подумай, что ты можешь предложить в обмен на свободу. И не надейся, что она обойдется тебе дешево.
Пленник поднялся со скамьи и усмехнулся:
— Свободу покупают кровью — ты об этом говоришь, Охотник?
Обережник кивнул:
— Зато спасешь свою Мару.
Волколак кивнул:
— Это хорошая сделка. Все лучше, чем ходить в одной Стае с полоумным. Но и ты подумай, что можешь предложить мне, кроме свободы. Если хотите помощи, не ждите, что я буду сидеть на цепи в каземате.
Обережник смерил его тяжелым взглядом и сказал:
