В самой середине комнаты стоял, подбоченившись, другой великан, еще больше хозяина харчевни. Цы его узнал — это был парень, поставивший на синего сверчка и обещавший отомстить мошеннику. Теперь лицо прорицателя исказилось от ужаса: великан пошел прямиком к нему, отодвигая всех, кто стоял на пути. Хозяин попытался вмешаться, но один тычок сшиб его с ног. Великан остановился в полушаге от человека-обезьянки. Он, словно огромный зверь, громко сопел, явно наслаждаясь моментом отмщения. Правой лапищей он сдавил горло прорицателя, левой — ухватил юношу.
— А теперь давайте еще раз послушаем историю про магниты.
И тут Цы не смог сдержаться. Он ненавидел мошенников, но еще больше — людей, которые для достижения своих целей прибегают к насилию. Здоровяк же, казалось, готов был вернуть силой не только свои деньги, с него сталось бы заграбастать и ставки всех прочих игроков.
— Это касается только нас двоих, — дерзко ответил юноша.
Великан крепче сжал его плечо, но Цы не изменился в лице.
— Да к черту вас обоих! — И великан отшвырнул его на старую ширму, которая разлетелась в куски.
Когда Цы сумел подняться, он увидел, что здоровяк, поставивший на синего сверчка, сидит на прорицателе и душит его, точно гуся. Юноша бросился мошеннику на подмогу и врезал кулаком по исполинской спине, но это было все равно что колотить гору. Великан развернулся, небрежно махнул рукой и снова отправил его на остатки ширмы. Цы почувствовал на губах вкус теплой крови. Другие посетители харчевни плотно обступили участников драки — и вот монеты разгоряченных болельщиков начали срываться с поясов и переходить из рук в руки.
— Сто к одному на гиганта! — Какой-то юнец вызвался держать банк.
— Запиши меня на двести!
— Ставлю тысячу!
— Две — если он его убьет!
Азарт собравшихся разжигало вино; они сделались кровожаднее волков. Цы сразу понял, что его жизнь в опасности. Он огляделся, подумывая о бегстве, но из плотного людского кольца было уже не вырваться. Время было упущено; великан распрямился так, что голова почти доставала до потолка, и смотрел на своего противника с таким презрением, точно собирался раздавить таракана, а потом обтереть башмак. Вот он поплевал на ладони и поднял руки, играя мускулами, — ажиотаж вокруг ставок только возрос. Цы подумал о Третьей. И решился.
— Мне уже доводилось размазывать женоподобных верзил, — с вызовом бросил он.
— Что ты сказал? — взревел великан и замахнулся, чтобы разом покончить с мозгляком, но Цы сумел увернуться, и боец, потеряв равновесие, рухнул навзничь.
— Спорим, ты только кажешься настоящим мужиком? — не унимался Цы.
— Да я сожру твои потроха, а что не доем — выкину свиньям!
Великан снова бросился вперед, Цы снова удачно увернулся.
— Неужели ты испугался жалкого хромоножки? Дайте ножи! — потребовал он.
Великан расплылся в нехорошей улыбке. Конечно, его противнику было невдомек, что перед ним — мастер ножевого боя.
— Ты сам себя приговорил, — прорычал он, подхватил со стола кувшин с вином и опорожнил себе в глотку. Обтерся рукавом и выбрал один из принесенных с кухни ножей.
Цы осмотрел свое оружие. Лезвие острое, как у меча. Юноша уже встал наизготовку, когда между бойцами влез тот самый юнец, который принимал заклады.
— Кто-нибудь хочет поставить на замухрышку? — ухмыльнулся он. — Ну давайте! Чем я буду расплачиваться с победителями? Парнишка-то шустрый. Может, и отобьет первый удар…
Все только рассмеялись. Никто не вызвался.
— Я сам на себя поставлю! — поразил собравшихся Цы. — Восемьсот монет! — И оглянулся на прорицателя в ожидании согласия.
Прорицатель был удивлен. В раздумье покусав губы, он наконец кивнул. Потом запустил руку под куртку, извлек восемьсот монет и передал их в качестве ставки. При этом он уныло качал головой, точно человек, только что выбросивший деньги на ветер. Когда прорицатель вернулся к своей лежанке, его уже поджидала новая проститутка.
— Прекрасно. Кто еще желает? Больше никого? Ну тогда… разденьтесь до пояса и начинайте!
Великан улыбнулся, подмигнул одному знакомому и жестом показал всем, как он нашинкует сейчас этого щуплого наглеца. Халат он стягивал не спеша, чтобы все могли полюбоваться горой мускулов его бычьей туши. Без одежды он выглядел еще громаднее, однако Цы оставался невозмутим. В довершение великан взял со стола плошку с маслом и вылил себе на грудь, чтобы окончательно напугать противника. И грозно посмотрел на Цы.
— Ты что, обосрался? — рявкнул он, видя, что соперник стоит неподвижно.
Цы ничего не ответил. Соблюдая неписаный ритуал, он принялся складывать свои пожитки в аккуратную кучку справа от себя. Он действовал невозмутимо, даже беззаботно, как будто ему было заранее известно, что произойдет с ним самим и с его противником; а того явно томило ожидание. И вот юноша расстегнул все пять пуговиц, на которых держалась его рубаха, теперь она просто висела на плечах. Толпа внимательно наблюдала, завороженная медлительностью и странным спокойствием щуплого парня. Все с нетерпением ждали начала схватки, только Цы никуда не торопился. Наконец он повел плечами и скинул рубаху на пол. По харчевне пронеслась волна изумленных возгласов.
Все тело юноши представляло собой массу обожженной плоти, переплетение зарубцевавшихся шрамов и лоскутьев кожи, напластование волдырей и ран — немых свидетелей былых страданий. От этого зрелища даже великан попятился.
Цы аккуратно свернул рубашку и положил на ближайший стол. Стоявшие рядом расступились, открывая пространство между бойцами.
— Я готов, объявил Цы, и толпа заревела. — Но все-таки… — (Люди разом смолкли.) — Прежде чем мы начнем, я хочу предоставить этому человеку возможность спасти свою жизнь.
— Прибереги это блеянье до того часа, когда окажешься в гробу! — ответил великан со смесью удивления и ярости.
— Лучше бы ты прислушался к моим словам, — заметил Цы. — Или ты думаешь, что выжившего после всех этих ран легко уложить в гроб?
Великан открыл было рот в поисках ответа, но Цы еще не закончил.
— Я не получаю удовольствия от убийства, посему предлагаю тебе нечто иное. Как насчет Вызова Дракона?
Великан захлопал глазами. Вызов Дракона уравнивал силы бойцов, но не всякий был готов его принять. В таком поединке соперникам наносили ножевые раны, следуя нанесенному на тело рисунку. Насколько опасны будут раны — решать им самим, глубина и ширина зависят от их способности терпеть боль. Проигравшим считается тот, кто первым закричит.
— Я бы начал здесь — над левым соском, повыше сердца, — предложил Цы, зная, насколько чувствительно это место, и рассчитывая обеспечить себе преимущество.
— За дурака меня держишь? С чего это я буду сам себя калечить, если могу разделаться с тобой, не получив при этом ни единой царапины? — пробормотал великан.
