— Да-а-а, — протянула Леночка. — Наваждение какое-то. А Извольская знает?
Алимов пожал плечами.
— Трудно сказать. Таким людям подобные вопросы не задают.
— Оба они больные, — фыркнул Роман. — Но не могла же она убить его только за это? — он ткнул пальцем в пыльный архив, пожал плечами и сказал тише. — Хотя, если сильно надоел…
— А он себя запросто смог бы, — сказала Леночка. — Если бы ей понадобилось. — Она взглянула на Алимова. — Но зачем ей это могло понадобиться?
— Шеф, нужно пообщаться с Тумановой, — сказал Роман.
— Само собой. Ты выяснил, чем она занимается?
— Пенсию получает! Ей же сто лет в обед!
— И не сто, а меньше семидесяти, — поправила Леночка.
— Да, это совсем другое дело! — ядовито согласился Роман.
Алимов, как обычно, развел помощников в стороны.
— Значит, так. Собирайте сведения о старушке. Где живет, как живет, с кем общается. Роман, бери в разработку Марата. Красовского отравили наркотиком, а Марат явно сидит на «колесах». Постарайся выяснить, он только покупает или еще и продает. Только очень осторожно. Еще меня интересуют распечатки телефонных разговоров всех солистов за два месяца. Включая концертмейстера. Посмотрим, одна троянская лошадка в театре или несколько. Даю три дня сроку.
— А как быть с анонимками? — спросила Леночка. — Ситуация безнадежная? Мы так и не узнаем, кто автор?
— Если придет еще хотя бы одна — узнаем, — пообещал Алимов. И добавил: — Я зарядил ловушку.
Объяснять ничего не стал. Не потому, что не доверял помощникам, а потому что привык за возможные неудачи отвечать сам.
Финансовый отчет…
Финансовый отчет лежал на столе уже целый час. Никита взъерошивал волосы, просматривал одну-две строчки, но мысли, словно намагниченные, стремились улизнуть обратно, в тревожное туманное облако.
Еще через полчаса пришлось признать поражение. Красовский уложил бумаги в папку и позвонил секретарю.
— Попроси Анжелу зайти ко мне.
Через пять минут послышался торопливый стук каблучков, и в кабинет влетела Анжела, внося за собой шлейф света и ветра. Несмотря на мрачную озабоченность, Красовский ею залюбовался.
— Ты хотел меня видеть?
В широко распахнутых глазах плавала надежда и детское ожидание праздника. Красовский вдруг заметил, что глаза Анжелы вовсе не черные, как ему казалось раньше. Солнце высветило густую шоколадную глубину, на поверхности которой фея-крестная рассыпала золотистую медовую пыльцу. Красиво.
Никита раскрыл ежедневник, достал лист, сложенный вчетверо, и протянул Анжеле.
— Ира нашла это сегодня. Твоя работа?
Она приняла бумажку с улыбкой, не отрывая от него глаз. «Она похожа на амазонку, — вдруг подумал Никита. — Свободная и прекрасная».
Анжела не спеша прочитала анонимку. Лицо прекрасной амазонки постепенно затемнялось тучей, ожидание сменялось раздражением. А когда она снова взглянула на Никиту, в шоколадно-золотых глазах полыхал гнев. Одно слово — актриса. Причем хорошая актриса, талантливая.
Анжела бросила бумажку на стол и вытерла руки.
— Вот, значит, что ты обо мне думаешь?
Красовский аккуратно уложил анонимку на прежнее место и закрыл ежедневник.
— Давай договоримся. Если ты признаешься, все останется между нами. Даже Ира ни о чем не узнает.
— «Даже»! — пробормотала Анжела. Гнев в ее глазах сменился любопытством: — А если не признаюсь?
— Тогда, по крайней мере, воздержись от продолжения, — сухо посоветовал Красовский.
— Или… что?
Никита промолчал. Анжела нагнулась, уперлась руками в стол. Низкий круглый вырез футболки удобно расположился прямо на уровне его глаз.
— Ты действительно ее любишь?
— Это не твое дело, — ответил Никита, не отрывая взгляда от рук. Вырез был очень, очень завлекательный. Она специально так одевается.
— А что мое дело?
— Твое дело хорошо петь свою партию и не мешаться у Иры под ногами. Иначе я тебя уничтожу.
Произнося последнюю фразу, он невольно смутился, так театрально это прозвучало. Но прекрасная амазонка не обиделась и не испугалась.
— Ты думаешь, что я это делаю из-за тебя?
— Необязательно. Может, тебя мучает профессиональная зависть.
— Понима-а-ю, — протянула она задумчиво. — Значит, у нас имеется три вопроса. Вопрос первый: считаю ли я Ирину гением? Ответ: считаю. Вопрос второй: имеет ли смысл завидовать гению? Ответ: не имеет. Вопрос третий: считаю ли я Ирину сукой, как сказано в этой бумажке? — Анжела постучала пальцем по кожаной обложке ежедневника. — Ответ: считаю. Выводы делай сам, ты же такой умный.
Никита нахмурился.
— Прости за то, что посмел тебе угрожать. Сорвалось с языка, сам не рад. Я очень, очень виноват перед тобой… — Прекрасная амазонка подалась к нему, но Никита удержал ее взглядом. — Прошлого не вернуть, нужно думать о будущем. Ты только признайся… — В его голосе зазвучали предательские умоляющие нотки: — Признайся, что это сделала ты.
Время в комнате остановилось. Анжела обошла стол, взяла его за руку и прошептала, заглядывая в лицо:
— Господи, Никита, неужели это нужно тебе? — Она сделала ударение на последнем слове. — Если так, только скажи! Я признаюсь в чем угодно, хоть в убийстве!
Красовский вырвал руку и отвернулся. Почему-то он не мог вынести ее взгляда.
— Можешь идти, — сказал он устало. — Тебя ждет Стас.
— Засунь Стаса себе в задницу! — вспылила Анжела. — Может, ты и на работу его взял специально для…
Она осеклась.
Никита отчетливо услышал громкий треск. Это рухнула его прекрасная, тщательно выстроенная конструкция.
Он обернулся, готовый отрицать все обвинения скопом, и увидел прозрачные дорожки, ползущие по окаменевшему лицу. Заготовленные объяснения полопались, словно воздушные шарики. Уцелели два слова, самые бессильные из всех существующих на свете.
— Прости меня.
— Чтоб ты сдох, сволочь, — сказала Анжела мертвым голосом.
— Я хотел как лучше.
— Ты даже гордости мне не оставил.
— Я понимаю…
— Врешь! — перебила она. — Чтобы понять, нужно такое пережить. Господи, хоть бы ты оказался на моем месте! Должна же быть на свете хоть какая-то справедливость!..
Анжела как слепая двинулась к выходу — прекрасная раненая амазонка, выбитая противником из седла. Зацепила бедром угол стола, чуть не опрокинула кресло. Хлопнула дверь, послышался неровный удаляющийся стук каблучков.
