– Большое спасибо, что подвез, Эдвин.
– Достать вещи из багажника? – предложил тот. Он все еще пузырился от самодовольной радости – еще бы, Одалия так внимательно его слушала в дороге.
– О, не сейчас, – отмахнулась она, и выспренне выпяченная грудь Эдвина слегка сдулась. – Мы кого-нибудь пошлем за ними позже, когда нас… примут.
Странное подозрение кольнуло меня, когда я услышала последнюю фразу, в особенности заключительное слово: я усомнилась, были ли мы официально приглашены, и легкий трепет страха охватил меня при мысли, не явились ли мы сюда худшими из паразитов – незваными гостями. Эдвин принялся возиться с автомобилем: пассажирки более чем ясно дали понять, что намерены войти в дом одни, покинув водителя тут, и такое развитие событий, очевидно, весьма его угнетало.
– И как я вас потом найду? – хмуро поинтересовался он.
– О! – промурлыкала Одалия. – Мы сами вас найдем. Я не теряюсь в больших компаниях.
Насчет «не теряюсь» – это правда, однако я подозревала, что Одалия не намерена применить свой талант, дабы отыскать именно Эдвина. Усомнился в своих шансах и он, глядевший на Одалию с нескрываемой обидой. Одалия запрокинула голову – замерцала, переливаясь, короткая черная стрижка, – хихикнула и пошутила, не утруждая себя остроумием:
– Если что, одолжу пуделя, составим поисковую партию и пустим сигнальные ракеты.
С нервным смешком она подхватила меня под руку и силой повлекла к двери. Ворчню Эдвина тут же заглушил веселый шум.
Все утро, пока мы ехали в купе с открытым верхом, в лицо нам било ярчайшее солнце, и теперь глаза не сразу освоились с тусклым освещением. Я плелась след в след за Одалией, инстинктивно подражая ее движениям, а она ловко маневрировала среди темных теней. По сравнению с подпольными притонами, к которым я стала привыкать, то была, должна признаться, весьма элегантная компания. Мы добрались до рояля, на котором не пьяная баба отхватывала ногами «Собачий вальс», а настоящий тапер играл весьма изысканную мелодию Дебюсси. На стенах висели зеркала в золоченых рамах, роскошно смотревшиеся на тканых обоях глубокой синевы с золотым же узором. Восточные вазы с цветочным, четким и чистым бело-синим узором выстроились на каминной доске. Подносы с бокалами шампанского плыли над головами официантов, словно золотые облачка, то сливаясь воедино, то разделяясь. Даже акцент собравшихся отличался от того, что мне доводилось слышать в баре: согласные твердо выговаривались квадратными челюстями, а гласные выпевались на континентальный манер.
Ни единого знакомого лица, никого из тех, с кем Одалия общалась в городе. У женщин атлетически-здоровый и ухоженный вид, руки загорели от многочасовых прогулок по гольф-полю, волосы подстрижены либо удобно зачесаны вверх и открывают длинные тонкие шеи. Мужчины щеголяли в визитках или же по-спортивному облачились в рубашки-поло и шитые на заказ бриджи, высоко подтянув носки. И все это собрание состояло из столь изысканных особ, что я вдруг почувствовала себя золушкой-замарашкой, хотя на мне было дорогущее платье, настойчиво одолженное Одалией.
– Ну-ка прекрати! – Одалия, заметив, как я нервно сцепила пальцы, хлопнула меня по рукам.
– С кем мы тут должны встретиться, напомни еще раз?
– С Бринкли, само собой. С Максом и Верой.
Мистер и миссис Максимилиан Бринкли. Имена знакомые, но меня это отнюдь не успокоило, потому что я мигом сообразила, чем они известны: Максимилиан и Вера Бринкли – светская парочка, об их развлечениях и увлечениях то и дело писали газеты, публикуя при том фотографии. Первоначальный испуг – не набились ли мы в гости незваными – вернулся с прежней силой. Навалилась паника: во что же это мы вляпались! Я замерла на месте, вцепилась Одалии в локоть:
– Одалия… ты сама-то знакома с Бринкли? Нас сюда приглашали?
Она пожала плечами, щелкнула замками сумочки и нашарила внутри конверт. Рассеянно помахала им у меня перед носом:
– Вот рекомендательное письмо. Более-менее сойдет за приглашение.
Я растерялась. Вытаращилась на это письмо, но Одалия будто ничего и не заметила. Она вообще на меня не смотрела. Обшаривала взглядом толпу, голова вращалась на шее с автоматической настойчивостью перископа. Явно вела учет тем присутствующим, о ком писали в светских рубриках газет. Что-то она разнервничалась – неужели все-таки переоценила свои козыри? Я ткнула пальцем в письмо, которое Одалия так и сжимала в руке. Попыталась сообразить, кто мог дать ей рекомендацию, – вероятно, человек со «старыми» деньгами или с достаточным весом в обществе.
– Это… это от венгра?
– От кого? – рассеянно переспросила она, все так же проворно осматриваясь на ходу, поспешая сквозь анфиладу помещений. Я покорно шагала следом.
– От венгра. Или… называть его «дядюшкой»?
Одалия замерла. Брови у нее сошлись на переносице, она обернулась и пронзила меня взглядом, лицо ее вдруг вспыхнуло гневом. У меня аж дыханье сперло – но молния гнева скрылась, едва промелькнув. Пожав плечами, Одалия вновь вольготно их опустила и, запрокинув голову, рассыпала переливчатый смех:
– Глупенькая, глупенькая малышка моя! Наболталась с Гибом, вот оно что!
Она похлопала меня по руке, презрительно закатила глаза. Я почувствовала себя полной дурой – надо же быть такой простодушной! Мысленный образ венгра, с грудью что бочка, с аристократическим происхождением и монархическими симпатиями, стал таять и вовсе растаял, когда из задней двери мы вышли на слепящий, беспощадный свет полуденного солнца.
– Я… я… ну да, Гиб сказал…
– Знаю я, что мог наговорить тебе Гиб. – Она снова презрительно закатила глаза. Но, заметив мое замешательство, смягчилась, взяла меня за руку. Близко наклонилась ко мне – пахнуло парфюмом, ландышем, «лилия долин». – Ты ведь недавно с ним знакома, ты понятия не имеешь, какая у Гиба богатая фантазия.
Первая часть ее высказывания соответствовала истине: Гиба я знала не так уж хорошо. Но что касается второй части… Гиб отнюдь не походил на творческого человека, и поверить, что он втайне обладает могучей и обширной фантазией, как-то не получалось. Не мог же он сам из ниоткуда вызвать к жизни покровителя-венгра. А вот у Одалии, как я неоднократно убеждалась, было отменно живое воображение, и я была вполне уверена, что в очередной раз пала жертвой ее неистощимой выдумки, пусть история с венгром и пришла ко мне через вторые руки. А рассказ, что я выслушала намедни, про драгоценную утраченную сестру по имени Лили! Конечно, меня до глубины души тронул щедрый подарок и благородный жест Одалии, надевшей мне на запястье бриллиантовый браслет, но даже этот жест не придавал достоверности самому сюжету.
Что скрывалось за изменчивой архитектурой этих басен, в ту пору я понятия не имела. Странное дело: вопреки всем своим уловкам и ухищрениям Одалия ничуть не утратила обаяния в моих глазах. Вот когда присочиняла Хелен, пытаясь манипулировать или же добиться драматического эффекта, меня это раздражало. Стыдно признать, однако тайком, а порой и откровенно я смаковала минуты, когда Хелен путалась в нагромождениях лжи и с нее, к ужасу и прискорбию самой врушки, спадала маска. Когда с ней такое случалось, я от души злорадствовала.
