Исчезла, говорит он, и, хотя я ждала такого ответа с самого начала, сердце тяжелеет. Он оборачивается. Шрам на лбу почти утонул в складках морщин. Сразу после… сразу после… Он мнется. Сказала, что боится за себя, хочет начать с чистого листа.
Разумеется, говорю я. Еще бы.
Душа сворачивается в тугой узелок. Но затем лейтенант-детектив говорит нечто неожиданное.
Она просила кое-что вам передать. Он засовывает руку глубоко в правый карман пиджака и достает коробочку. Сердце мое вновь пускается в пляс, как утром, когда медсестра сказала, что ко мне придет посетитель, а я посмела поверить, что придет она. Коробочка маленькая, вроде шкатулки для драгоценностей, завернута в бумагу с узором – розами. Одалия никогда не упустит ни одну деталь. Этот узор – не случайность. Я протягиваю руку, беру коробочку. Внутри – один-единственный предмет. Брошь – весьма дорогая с виду, узор из опалов, бриллиантов и черных ониксов, и форма наисовременнейшая – звезда с расходящимися лучами. Она взяла это в вашем столе, без нужды поясняет лейтенант-детектив. Сказала, вам без этого никак.
Я держу брошь на ладони, смотрю. Поразительный, колдовской предмет, он повергает меня в гипноз, этот резкий, остроугольный абрис, горько-сладостные воспоминания. Я понимаю, что хотела сказать Одалия, ее жестокость вытрясает из меня душу. Глаза наполняются слезами, но я не плачу.
Роуз, вам нехорошо? – спрашивает лейтенант-детектив. Я не отвечаю, и он подходит ко мне вплотную. Нехорошо? Он кладет руки мне на плечи. Стоим лицом к лицу. Чуть не соприкасаемся носами. Я заглядываю ему в глаза и в глубине темных зрачков вижу мягкость, податливость. Какое-то смутное, злое озорство снисходит на меня. Я слышу легкий вздох ликования и понимаю наконец, как давно лейтенант-детектив этого от меня ждет. Никогда прежде я не целовала мужчину, однако не раз видела, как это проделывала Одалия, а потому это дается естественно, словно я наизусть воспроизвожу отрепетированную сцену. Медленный, теплый поцелуй, а затем настойчивость его губ пробуждает ответную настойчивость в моих, и на миг я почти верю в подлинность поцелуя. Но секунды тикают, и, прежде чем поцелуй завершается, я вспоминаю о ноже, который лейтенант-детектив пустил в ход в ту ночь, когда мое платье зажало потайной дверью в притоне, и рука моя сама собой тянется за этим ножом. Лейтенант-детектив, кажется, ничего не замечает. Когда я отстраняюсь, он смотрит на меня в ошеломлении, и улыбка медленно расползается по его лицу.
Потом он опускает взгляд и видит в моей руке нож. Я раскрываю лезвие.
Роуз, говорит лейтенант-детектив. Глаза его распахиваются.
Я прикладываю палец к губам, качаю головой. А затем одним быстрым движением собираю свои волосы в хвост. Нож легко и чисто разрезает их, и я чувствую, как неровно обкорнанные пряди щекочут мне щеку. Внезапно поднимается суета. В палату врываются два санитара. Лейтенант-детектив отшатывается. Санитары бросаются на меня, отбирают нож, валят наземь, но, видя, что я не сопротивляюсь, останавливаются и усаживают меня на металлический стул, где я и сижу, обмякнув, точно брошенная марионетка. Санитары выкликают из коридора доктора Бенсона.
На полу – груда коричневых мышиных волос, уже сбились в какое-то гнездо шизокрылой птицы, а где-то под ними одинокая сигарета. Я наклоняюсь и, разворошив волосы, ее подбираю. Не будете ли столь любезны поднести огонек? – обращаюсь я к лейтенанту-детективу. Какой-то миг мне чудится, что он сейчас развернется и выскочит из палаты. Теперь он смотрит на меня совсем иначе, я никогда не видела у него такого лица, и я понимаю, что навестить меня он пришел в первый и последний раз. Медленно, дрожащей рукой он лезет в карман и достает коробок. Чиркает спичкой, и пламя танцует в трясущихся пальцах.
Склонившись к спичке и прикуривая, я вспоминаю Одалию в тот роковой день, когда она вошла в участок с новой короткой стрижкой. Точно помню: это был вторник. Из всех рабочих дней вторник всегда казался мне самым будничным и скучным. И вот она превратила вторник в день, который никто из нас никогда не забудет, не сможет забыть. Я с ней едва знакома. Она для меня всего лишь другая машинистка, еще одна в нашей небольшой компании, девушка в модных нарядах, небрежно роняющая свои украшения. Еще впереди тайны, которые нам предстоит разделить, и поздние ночи за кружкой горячего молока с корицей, и полусонные беседы на кровати. В то утро она вошла – и все в участке затаили дыхание. Будто и время остановилось. А потом кто-то – хоть умри, не соображу кто, – сделал ей комплимент. Одалия обернулась поблагодарить, и голос ее рассыпал знакомую медоточивую трель, а черный лоснящийся шелк стриженых волос лихо обнимал лицо. И каждая ее черта словно восклицала: Я свободна! О как я свободна! Свободнее всех вас!
Спичка гаснет, лейтенант-детектив осторожно отводит трепещущую руку. Не беда, моя сигарета уже тлеет. Я хорошенько, от души, затягиваюсь, запрокидываю голову и медленно выдыхаю. Об участи юного Тедди, я, пожалуй, готова пожалеть. Но ведь я уже объяснила доходчиво и подробно: эволюция требует жертв. На кратчайший миг предо мной мелькает лицо Тедди – его глаза расширены в ужасе, он падает с балкона на далекий асфальт внизу.
Ну ты подумай, Одалия, мысленно говорю я и снова крепко затягиваюсь. В эту игру сумеют сыграть и двое.
Благодарности
Я хотела бы поблагодарить моего агента Эмили Форленд за очень многое: за умную критику, неизменное спокойствие, профессиональное умение держаться. Большое спасибо Эмме Паттерсон и Энн Торраго из «Агентства Уэнди Уэйл»: я уверена, что вместе с Эмили они сохранят наследие великолепной Уэнди Уэйл, хотя ее самой нам будет недоставать. Глубочайшая благодарность Эми Айнхорн, опытному редактору, мудрому человеку, чьи суждения всегда отличаются бодрящей честностью. Я глубоко восхищаюсь ею и мне страшно нравится с ней работать. Также спасибо Лиз Стайн, умнице-разумнице и чуду трудолюбия. Еще я очень ценю редакторский вклад Джульет Аннан: ее проницательные советы многажды пригодились, когда я доводила рукопись до ума. Спасибо Софи Миссинг. Мне хотелось бы поблагодарить Эмму Суини за то, что дала мне первую в жизни работу в издательстве и тем самым помогла этому роману отыскать дом. Большое-пребольшое спасибо Джейми Йо, с которой вот уже десять с лишним лет меня связывает нежнейшая дружба: она терпеливо читала и перечитывала один мой черновик за другим, хотя ей и самой нужно было дописывать докторскую диссертацию. Я в большом долгу перед Эвой Талмидж за многое: за тщательно продуманные рекомендации, за ободрение, за дружбу последних двух лет. Спасибо Джули Фог: эта женщина в одиночку способна заменить целую группу поддержки! Мои благодарности университету Райса и всем тамошним коллегам. Сьюзен Вуд, поэт, наставница, дорогой друг – спасибо тебе. Спасибо Коллин Леймос, которая подсказала мне выбрать основным предметом литературу модернизма, и Джо Кампане, который своим блестящим примером показал, как достичь высот и в науке, и в творчестве. И девочкам в издательстве я благодарна за товарищеское участие. Хана Лэндес, Джулия Мэсник, Лаура Ван дер Вер (мы все выросли на «Радуге чтения»
[20]
). Хотелось бы выразить искреннюю мою признательность тем, кто читал рукопись на ранних этапах и помог советом: Брендан Джоунз, Марк Лоли, Мелисса Ринделл, Сьюзан Шин, Нин Чжоу, Ольга Зильбербург – я о вас. Благодарю семью Уэлдон, по сходной цене сдававшую мне квартиру в Восточном Гарлеме, пока я писала книгу. Спасибо моим нью-йоркским соседям, Клэр Брауэр и Мэтту Бессетту, они верили в успех этого предприятия. И тебе большущее спасибо, Брайан Шин, ты столько лет даришь меня любовью и заботой; уж не знаю, за какие заслуги мне ниспослан такой лучший друг, но я счастлива, что ухитрилась тебя заслужить! И кстати, невероятное спасибо моим прекрасным родным: Шэрон, Артуру, Лори и Мелиссе.
