— По-вашему, стоит надеть ожерелье?
— Нет, так в самый раз.
Я не преувеличивала. Если мистер Фицджеральд увидит ее в этом платье, не думаю, что у Евы останется шанс. Игра, сет и подача за Хестер Малленпорт. Я робко спросила Хестер, не летит ли случайно мистер Фиццжеральд в Вашингтон.
— Конечно нет — даже если бы захотел. Он не может покинуть Чарагвай до возвращения его превосходительства.
Она подошла к зеркалу и повернулась перед ним.
— Странно, но для меня это его платье.
— Его?
Миг она безучастно смотрела на меня и затем ответила.
— Джеймса. Его особое, я подразумеваю. Единственный раз я надела его на вечер с ним. — Она села на табурет туалетного столика. — Два месяца назад. Именно тогда мы по-настоящему узнали друг друга. Когда мы начали нравиться друг другу так же, как…
— Как? — подсказала я, но она повернулась ко мне спиной и посмотрела на свое отражение в зеркале:
— Когда я выяснила, что на самом деле он не любит Еву.
Она внезапно развернулась на табурете и вызывающе посмотрела на меня, словно я подвергала сомнению правдивость этого утверждения.
Я промолчала, тогда она встала, расстегнула молнию на платье, переступила через него и аккуратно повесила. Потом вынула из ящика туалетного столика коробку электрических бигудей и включила их в сеть.
— Он просто считает, — продолжала она, энергично встряхивая флакон шампуня, — что Ева — самый изумительный секретарь на свете. И только.
— Это уже что-то, — горячо сказала я.
И могла добавить, что за такое мнение я дам сломать себе ногу, если не больше. Возможно, мой тон сказал это за меня.
— Для вас, может быть, — ответила Хестер, — но не для меня. — Она с силой бросила мне флакон. — Мне нужно больше. Я нуждаюсь… хочу…
Внезапно я поняла, что не желаю слышать то, в чем она нуждалась или что хотела. Я спросила ровным голосом:
— Как втирать шампунь в волосы — вперед или назад?
— Вперед, — сказала она, подтянув табурет к ванне и садясь к ней. — Я хочу… — продолжала она с лицом, скрытым влажными волосами, пока мои пальцы втирали в них шампунь, — просто выйти замуж.
— Уверена, что выйдете, — натянуто ответила я.
— Не хочу быть невежливой, но меня интересует карьера только моего мужа.
— Понятно, — сдержанным тоном сказала я.
— Хотя, — глухо послышался сквозь мыльную пену ее голос со смехом, — не хочу, чтобы он женился на мне, потому что я — дочь его превосходительства.
Мои пальцы резко остановились. Я почти подняла ее за волосы.
— Разве можно так говорить, — отчаянно воскликнула я. — Это последнее, что он бы сделал. Он не такой человек. Как вы могли даже подумать?
Ореховые глаза Хестер широко раскрылись в удивлении, затем она негромко фыркнула:
— Я все забываю, что за очень короткое время вы узнали его довольно хорошо. — Потом ее улыбка исчезла. — Но спасибо, — мягко сказала она, — на самом деле я так не думаю. Просто не доверяю своему счастью. — От шампуня или от искреннего сожаления, но сейчас ее прекрасные глаза наполнились слезами. — Простите, что бросила вас в понедельник. Простите, что втянула… но в любви все справедливо, не так ли? И я искренне не понимала тогда… — Она сжала мою руку в почти сестринском сожалении.
Но Хестер не объяснила, чего не понимала. И каким образом то, что она бросила меня с мистером Фицджеральдом, поспособствует их любви.
Я была рада остаться наконец в одиночестве. Миссис Малленпорт немного поохала, что я целые две ночи проведу только с экономкой и Чико, но Хестер очень кстати заметила, что сама миссис Малленпорт регулярно оставалась в таком положении, когда Хестер была в школе.
Мистер и миссис Грин устроили у себя в субботу открытый дом, так что у меня не было других проблем, кроме работы в посольстве и, конечно, непримиримого Джеймса Фицджеральда.
Именно он проводил миссис Малленпорт и Хестер в аэропорт. Перед отъездом он закончил диктовку и только затем, чтобы посыпать соль на рану, попросил меня снова повторить правильную комбинацию цифр шифра.
— На обратном пути загляну в клинику, поболтаю с Евой, — сказал он мне. — Но на встречу по вопросам помощи в кабинете его превосходительства вернусь в одиннадцать тридцать, hora inglesa.
Он слабо улыбнулся, словно ожидая, что я повторю последние два слова и улыбнусь в ответ. Но я воздержалась.
Из окна кабинета Евы, сквозь листья ее растений, я наблюдала, как он непринужденно садится в официальный автомобиль и приветственно улыбается водителю. Затем он заметил индейца с полной тележкой золотых роз. Мистер Фицджеральд согнул палец и индеец принес огромный букет. Еве или Хестер? — подумала я. И вернулась к своей горе бумаг.
Я видела, как он приехал обратно — конечно, вовремя. И пока встреча не прервалась на завтрак, я остро ощущала его присутствие за дверью.
Я думала, присоединится ли он к нам за нашей уже традиционной тарелкой холодного салата в кофейной напротив. Но первый секретарь исчез в канцелярии, и я не видела его, пока он не появился в шесть, чтобы подписать отпечатанные мной письма.
— Вы обедаете одна? — осведомился мистер Фицджеральд со своего рода официальным беспокойством короля замка.
— Нет, — отрицательно покачала головой я.
Там будет Чико, поэтому это не было прямой неправдой, а только умолчанием, чтобы поддержать мою гордость, но я знала, Джеймс Фицджеральд думает, что у меня свидание, и видела его мысленные прикидки, кто это может быть и подходящий ли он эскорт.
— Хорошо, только не слишком опаздывайте, — сказал он, хмурясь. — Вам известно, что мы работаем в субботу утром?
— Да.
— Тогда увидимся завтра.
Он коротко пожелал мне спокойной ночи, но перед тем, как оставить мой кабинет и удалиться за ворота канцелярии, добавил к моему удивлению:
— Да, кстати, не занимайте завтрашний вечер.
Глава 8
Когда субботу утром я пришла в посольство, мистер Фицджеральд уже снова был за воротами канцелярии. Я чувствовала себя особенно свежей и отдохнувшей. Накануне я рано легла спать после поданного Чико легкого ужина. Утро выдалось изумительно прекрасным. Заделов в работе не оставалось. Даже растения Евы, кажется, отвечали на мою заботу. Я начинала чувствовать себя хозяйкой ситуации. Естественно, меня заинтриговало прощальное замечание (или, скорее, прощальный приказ) мистера Фицджеральда. Но что бы оно ни означало, я откажусь.
Он позвонил мне почти немедленно. Мы обменялись приветствиями, и первый секретарь начал диктовку, которая продолжалась около часа. Затем он отодвинул папки, повернул стул ко мне и сказал:
