— И что заставило тебя изменить свое мнение? — гневно спросила она. Хотел ссоры, пусть получает то, что хотел, даже если у нее сердце разорвется от горя. — Разве я когда-нибудь требовала у тебя денег?
— Наша первая брачная ночь и твое поведение в последующие годы, — ответил он резко. — Вот что заставило меня изменить свое мнение о тебе. Я не интересовал тебя ни как муж, ни как отец твоих будущих детей. Ты освободила себя от всех моральных обязательств вскоре после того, как убедилась, что твой брат хорошо устроен и получает солидную зарплату, и сбежала, сообщив мне, что собираешься подать на развод. Вот тогда я и пришел к мысли, что, рассчитывая на изрядную сумму в виде алиментов, ты готовилась к этому с самого начала. — Он эмоционально раскинул в стороны руки.
Мишель молчала, потрясенная несправедливостью его обвинений.
— Что же мне еще оставалось думать? — после паузы продолжил Филипп. — В этом объяснении была хоть какая-то логика. И, разумеется, — добавил он холодно, — единственная причина, по которой ты оказалась здесь со мной, допустив до своего тела, тоже деньги… украденные деньги.
Тот факт, что он думает о ней как о расчетливой охотнице за деньгами, заставил Мишель вскипеть, но она стиснула зубы и сдержала поток оскорбительных слов в его адрес. В конце концов, это его точка зрения. А теперь, раз уж больше ничего не осталось от их близости, возникшей за последние недели, пусть выслушает ее версию той же истории.
— Меня никогда не интересовали твои деньги, — сдержанно начала Мишель. — Я была благодарна тебе за то, что ты предложил оплатить оставшуюся часть долга… тем более что ты не уставал повторять: эта сумма для тебя не более чем мелочь в кармане. Это означало, что никто из кредиторов не пострадает, что нам с Полом не придется жить на грани нищеты, отдавая все заработанное в уплату за долги. Видимо, поэтому я в тот момент согласилась на более легкий выход из положения. Но, если бы я не была так безумно влюблена в тебя, я никогда — слышишь, никогда — не согласилась бы стать твоей женой, — твердо сказала она. — Мы с Полом вернулись бы в свой город и нашли бы себе какую-нибудь работу.
Мишель сердито смотрела на Филиппа. Если его беспокоит, что она собирается претендовать на половину его бескрайних владений, то она готова его успокоить.
Последние несколько недель свелись для него только к фантастическому сексу, да и тот, похоже, ему приелся. Что было, то сплыло! Иначе зачем бы ему затевать ссору, обвиняя ее в том, что она вышла замуж из-за денег.
— Я не собираюсь требовать от тебя денег по разводу! — сказала она после небольшой паузы.
Почему вдруг она заговорила о разводе, если за эти пять недель уверовала в то, что их брак спасен? Мишель мысленно застонала. Ну конечно, она знала почему. Он не стал бы бросать ей столь гнусные обвинения, если бы хотел сохранить их брак. Она поднялась. Все равно все катится к черту. Когда они шли сюда по саду рано утром, все вокруг казалось ей таким волшебным, как в сказке, а теперь…
Ее порывистое движение прервал Филипп, схватив ее за руку и заставив снова сесть рядом с ним.
— Ты сказала, что была безумно влюблена в меня, когда мы поженились… Это ложь, я не видел доказательств.
Еще одно обвинение? По-видимому. Но мягко сказанное. Филипп отпустил ее руку. Он высказался, и теперь она может уйти? Или он хочет, чтобы она защищалась? Или ему безразлично? В любой момент она может расплакаться, а это очень унизительно для нее. Она этого не должна допустить.
— Ты уже знаешь, как все было, Филипп. Но я напомню. — От обиды в голосе ее было слишком много язвительности. Пришлось перевести дыхание и смягчить тон. — Когда мы поженились, я представляла собой некий анахронизм, существо из девятнадцатого века, живущее в двадцатом. Воспитывал меня деспотичный отец, образование получила монастырское и не имела опыта общения с мужчинами, за исключением, конечно, отца, Пола и старшего брата Кэтрин. Отец вообще считал, что женщины только для того и существуют на земле, чтобы обслуживать мужчин, и больше они ни на что не годятся.
Она залпом выпила кофе и чуть не разбила блюдце, возвращая на место чашку.
— Мне было восемнадцать, когда я окончила школу. Отец убедил меня, что мой долг остаться в доме и заменить приходящую прислугу, которая вела хозяйство в доме после смерти мамы. Так что, когда я познакомилась с тобой, уровень моего самосознания был весьма низким. Я по уши влюбилась в тебя, но понимала, что я тебе не ровня. У тебя было все, чего не было у меня: богатство, происхождение, огромная самоуверенность.
Тем не менее она вышла за него, потому что отчаянно любила. Знала, что он ее не любит, но чувствовала его увлеченность ею, а для нее это было дороже, чем беззаветное обожание кого-либо другого.
— Значит, я оказался объектом весьма запоздалой подростковой влюбленности, — подытожил Филипп со скучающей улыбкой, определив таким образом чувство, сгубившее ее. — Так почему все-таки не задалась наша семейная жизнь? Лично я делал все, что в моих силах, создавая тебе благополучную жизнь, свободную от всяких забот. Разве я не старался помочь тебе войти в новую для тебя роль в новой для тебя жизни.
— Ты старался помочь?! — усмехнулась Мишель. — Оставляя меня на мать и теток, пока сам разъезжал по всей стране?
— Разъезжал по твоим делам, — резко осадил ее Филипп. — Пришлось разбираться в той финансовой путанице, которую оставил тебе в наследство отец. Нужно было проследить за продажей дома, встречаться с юристами и кредиторами. Вряд ли тебе это доставило бы удовольствие. А главное, тебе была предоставлена возможность войти в новую семью, поближе познакомиться с моими родными, начать приготовления к свадьбе. Так что, пожалуйста, не возводи на меня напраслину, будто я вел себя неправильно.
— Отчего же? Ты вел себя точно так же, как и мой отец. Высокомерно и самонадеянно, — ответила Мишель. — И не смотри на меня так обиженно. Три года назад я не умела высказывать свое мнение, а теперь умею! Ты решал, что мне нужно, не спрашивая, чего я хочу. Я была так хорошо выдрессирована, что даже мысленно не пыталась возражать. И поступала так, как мне велели. И страдала от этого. К тому времени, когда мы поженились, мне основательно внушили, что я недостаточно хороша для тебя по всем параметрам. Ни красоты, ни денег, ни благородного происхождения! — Вспомнив, как ее унижали, Мишель еще больше разозлилась, голос ее зазвенел. — Зато ты, разумеется, совершенство! Правда, с тобой трудно, вот и на мне ты женился, чтобы досадить своим родным. Я слышала это изо дня в день. Ты мужчина сексуальный и опытный, я тебе скоро надоем. Как только я рожу наследника усадьбы, мне определят содержание и уберут с глаз долой.
После ее горячего монолога, в котором она впервые выплеснула то, что накопилось за годы, проведенные в усадьбе, наступило напряженное молчание. Филипп сидел застывший как изваяние, глаза его потемнели, а когда он заговорил, голос его был тихим и угрожающим:
— Кто тебе это говорил?
— Какое это теперь имеет значение? — Мишель ощутила внутреннюю пустоту, словно из нее душу вынули.
